День начался неудачно. Полтора килограмма фаршированных сардин, поглощенных за ужином, не давали комиссару покоя, всю ночь он ворочался и в конце концов проснулся ни свет ни заря туго замотанным в простыни, словно мумия. Встал, пошел на кухню, открыл холодильник и выпил полбутылки ледяной воды. Пока пил, выглянул в распахнутое окно. Рассвет обещал погожий день: море гладкое, как скатерть, в небе ни облачка. Кажется, Монтальбано, чье настроение всегда портилось вместе с погодой, сегодня мог об этом не тревожиться. Время было слишком раннее, он лег и, укрывшись с головой, приготовился соснуть еще пару часов. Перед сном он всегда представлял себе, как на своей маленькой вилле в Боккадассе, в Генуе, спит Ливия. Ее невидимое присутствие помогало ему отправиться в путешествие, короткое или долгое, в страну глубокого «деревенского сна» – «the country sleep», как говорилось в его любимом стихотворении Дилана Томаса[1].
Путешествие только началось, когда его внезапно прервал телефонный звонок. Комиссару показалось, что этот звук прошел, как дрель, через всю голову из одного уха в другое, по пути просверлив мозг.
– Алло!
– С кем говорю?
– Скажи сначала, кто ты.
– Это Катарелла.
– В чем дело?
– Простите меня, доктор, я не узнал голос вашей персоны. Возможно, вы спали?
Катарелла, как истинный сицилиец и к тому же полицейский, изо всех сил старался говорить красиво.
– Вполне возможно, в пять утра! Ты можешь сказать, в чем дело, не мороча мне голову?
– В Мазаре-дель-Валло случилось убийство.
– И при чем здесь я? Я-то в Вигате.
– Видите ли, доктор, этот труп…
Комиссар положил трубку и выдернул провод из розетки. Закрывая глаза, он подумал, что мог понадобиться своему другу Валенте, заместителю начальника полиции Мазары. Но решил позвонить ему попозже, с работы.
Ставня с грохотом стукнулась о стену, и Монтальбано подскочил на кровати, вытаращив глаза от страха. Спросонья он решил, что в него стреляли. Сразу видно было, что погода переменилась: порывы холодного сырого ветра гнали мутные волны, все небо затянули тучи, дело шло к дождю.
Чертыхаясь, комиссар встал, пошел в ванную, включил душ, намылился. Внезапно вода кончилась. В Вигате, а значит, и в Маринелле, где он жил, воду давали в принципе раз в три дня. В принципе – потому что никогда нельзя было быть уверенным, дадут ее завтра или через неделю. К этому Монтальбано был готов, на крыше он установил вместительный контейнер, но на сей раз, видимо, воды не было больше восьми дней, и автономного водоснабжения не хватило. Он бросился в кухню, подставил кастрюлю под кран, из которого сочилась тонкая струйка, ту же операцию проделал с раковиной в ванной. Кое-как смыл собранной водой пену, но настроение совсем испортилось.
По дороге в Вигату он осыпал проклятьями каждого встречного водителя; впрочем, похоже, они и сами правила дорожного движения использовали только в качестве туалетной бумаги. Комиссар вспомнил о звонке Катареллы и о том, как он его себе объяснил. Но Валенте не пришло бы в голову звонить ему домой в пять утра, даже если нужна была его помощь из-за убийства в Мазаре. Такое объяснение удовлетворило его лишь потому, что позволило с чистой совестью мирно проспать еще пару часов.
– Абсолютно никого нет! – сообщил Катарелла, как только завидел его, почтительно приподнимаясь из-за коммутатора. Они с Фацио решили, пусть уж принимает звонки, как бы дико и путано он о них не докладывал: все же здесь от него меньше вреда, чем в любом другом месте.
– Разве сегодня праздник?
– Нет, доктор, день не праздничный, но все уехали в порт из-за того трупа в Мазаре, из-за кого я вам звонил сегодня, если вы не запамятовали, ранним утром.
– Но раз труп в Мазаре, что они делают в порту?
– Нет же, доктор, труп здесь.
– Но если труп здесь, господи, почему ты мне говоришь, что он в Мазаре?
– Потому что убитый был из Мазары, он там работал.
– Катаре, если рассуждать по-твоему, – хотя ты и не рассуждаешь, – когда в Вигате убьют туриста из Бергамо, ты что мне скажешь? Что труп в Бергамо?
– Доктор, видите ли, загвоздка тут выходит в том, что это проезжий труп. То есть в том, что его застрелили, когда он плыл на рыболовецком судне из Мазары.
– Кто в него стрелял?
– Тунисцы, доктор.
С подавленным видом Катарелла признался, что больше ничего не знает.
– Наверное, доктор Ауджелло уже поехал в порт?
– Да, доктор.
Его заместитель, Мими Ауджелло, будет только счастлив, если начальник не покажется в порту.
– Слушай, Катаре, мне нужно написать отчет. Меня ни для кого нет.
– Алло, доктор! Кажется, это синьорина Ливия звонит из Генуи. Как мне поступить? Соединять или нет?
– Соединяй.
– Десять минут тому назад вы говорили, что вас ни для кого нет…
– Катаре, я сказал, соединяй.
– Алло, Ливия? Привет!
– Привет, черт подери. Я все утро тебе названиваю. У тебя дома телефон впустую надрывается.
– Ах да! Я забыл его включить. Хочешь посмеяться? Сегодня в пять утра мне позвонили, чтобы сказать…
– Нет, смеяться мне совсем не хочется. Я пыталась дозвониться тебе в полседьмого, в четверть девятого, потом еще…
– Ливия, я же объяснил тебе, что забыл…
