Главный следователь Скотланд-Ярда Питер Дауэс был для своей должности сравнительно молод. Еще ни разу не потерял он найденный след, хотя сам Питер не любил говорить о своих подвигах.
Питер всегда был гладко выбрит и, несмотря на седину в висках, выглядел моложаво. К преступлениям и преступникам он относился философски, не испытывая ужаса перед первыми или злобы ко вторым.
Если его что-то и увлекало, так это преступления с какой-нибудь запутанной загадкой. Все необычное, странное и таинственное вызывало в нем живейший интерес, и больше всего на свете он сожалел, что ему не пришлось заниматься ни одним из множества дел Джейн Четыре Квадрата.
Но вот после кражи в доме лорда Клейторпа Питеру Дауэсу было приказано найти и арестовать эту девушку-преступницу. Он понимал, что ему чрезвычайно важно сохранить ясную голову и не запутаться во множестве часто противоречащих друг другу «версий», с которыми к Питеру приставали все, кто был так или иначе связан с делами Джейн Четыре Квадрата.
После изучения таинственного дела лорда Клейторпа Питер вернулся в Скотланд-Ярд и доложил начальнику отдела:
— Насколько я понимаю, деятельность этой женщины началась около года назад. Она всегда обворовывала не простых людей, которых все обкрадывают, а богачей, владельцев огромных состояний, и, как я понимаю, состояний, нажитых в результате различных махинаций в горной промышленности.
— Куда же она девает деньги? — полюбопытствовал начальник отдела.
— Это и есть самая странная штука во всем деле, — ответил Дауэс. — Я почти уверен, что она дает большие суммы денег различным благотворительным заведениям. После ограбления Льюинштейна, например, большие ясли в лондонском Ист-Энде получили от анонимного благодетеля четыре тысячи фунтов. В то же время еще четыре тысячи были подарены одной из больниц Вест-Энда. После ограбления Тальбота три тысячи фунтов, то есть почти столько же, сколько было украдено, какой-то неизвестный пожертвовал родильному дому Вест-Энда. Думаю, что в основе всех этих преступлений лежит донкихотское желание помочь бедным за счет чересчур богатых. В конце концов мы наверняка выйдем на кого-то, кто хорошо знает положение в этих больницах.
— Великолепно, — сухо сказал шеф, — однако нас не интересуют ее в высшей степени похвальные намерения. Для нас она просто воровка.
— Не просто воровка, — тихо заметил Питер. — Она самый умный преступник из тех, с кем мне довелось иметь дело за все время работы в Скотланд-Ярде. А это единственное, чего я всегда боялся и с чем так хотел встретиться, — преступник, у которого мозги на месте.
— Кто-нибудь видел эту женщину?
— И да, и нет, — ответил Питер Дауэс. — Это звучит таинственно, но на самом деле все очень просто. Те люди, которые видели ее, не смогут узнать ее во второй раз. Льюинштейн видел ее, и Клейторп видел, но ее лицо скрывала вуаль. Самое трудное — узнать, кто будет ее следующей жертвой. Даже если она грабит только очень богатых, у нее есть выбор: таких у нас сорок тысяч. Очевидно, всех защитить невозможно… — Он замялся.
— Да? — сказал шеф.
— Но тщательное изучение ее методов, — продолжил Дауэс, — помогло мне найти кандидатов на следующее ограбление. Этот человек должен быть очень богат, мало того, он должен выставлять свое богатство напоказ. В конце концов я выбрал четырех: Грегори Смита, Карла Свейсса, мистера Томаса Скотта и Джона Трессера. Я склоняюсь к тому, что она охотится за Трессером. Видите ли, Трессер сделал огромное состояние отнюдь не самым честным путем; к тому же он никогда не упускает возможности похвастаться своим богатством. Это он купил дом графа Хаслемера и его коллекцию картин; вы наверняка помните — об этом писали газеты.
Шеф кивнул.
— Там есть замечательная картина Ромни, не так ли?
— Да, и скорее всего она-то и будет похищена, — ответил Дауэс. — Трессеру, конечно, все равно — что картина, что газовая плита. Он считает картину Ромни замечательной только потому, что ему другие об этом сказали. Кроме того, он частенько делится с журналистами своими взглядами на благотворительность — он говорит, что не потратил ни пенни ни на одно общественное заведение и никогда никому не давал ни цента, не надеясь получить обратно по меньшей мере столько же. Это должно раззадорить Джейн; вдобавок о художественной ценности и денежной стоимости картины так много писали, что, по-моему, соблазн для нее должен быть просто непреодолимым.
Встретиться и побеседовать с мистером Трессером было очень трудно. Многочисленные заботы в лондонском Сити занимали все его время с раннего утра до позднего вечера. Наконец Питеру удалось поймать нувориша в отдельном кабинете ресторана Ритц-Карлтон, где тот обедал. Мультимиллионер оказался плотным человеком с рыжими волосами, чисто выбритой верхней губой и холодными голубыми глазами.
Магическая сила удостоверения Скотланд-Ярда помогла Питеру Дауэсу пройти в кабинет.
— Садитесь, садитесь, — торопливо проговорил мистер Трессер. — В чем дело?
Питер объяснил, что его привело, и собеседник выслушал его так же внимательно, как он выслушивал деловые предложения.
— Я наслышан об этой Джейн, — весело сказал мистер Трессер. — Но, даю слово, со мной у нее ничего не выйдет. А что касается Рамни, — как всякий американец, мистер Трессер путал звуки «о» и «а», — так, кажется, вы его назвали, можете не беспокоиться.
