В начале ноября 1139 года поток междоусобной войны, до этого довольно вялый, внезапно взбурлил и, затопив город Вустер, унес с собой добрую половину всяческого добра и поголовья скота, а также значительную часть женского населения, обратив в бегство большинство уцелевших жителей, которые еле-еле успели унести ноги. Они сломя голову бежали от мародеров на север, чтобы укрыться в каком-нибудь маноре или аббатстве, городе или замке, где им могли бы предоставить убежище. К середине месяца одна из таких групп добрела до Шрусбери и, со слезами благодарности упав в гостеприимные объятия города и монастыря, принялась зализывать раны и изливать свои горести всем, кто готов был о них слушать.
Не считая больных и престарелых, эти беженцы были не в таком уж плачевном состоянии, поскольку зима не начала еще всерьез кусаться. Предсказывали, что вот-вот наступят жестокие холода, сильные снегопады и продолжительные заморозки, однако, пока что погода была хотя и пасмурная, но мягкая: дул капризный ветер, но не подмораживало и не было снега.
— Слава Богу! — набожно сказал брат Эдмунд, попечитель лазарета. — А то нам пришлось бы хоронить не троих, а гораздо больше — ведь всем им уже за семьдесят.
Брат Эдмунд имел в виду престарелых беженцев, оказавшихся на его попечении. Ему и так приходилось нелегко, потому что всех нуждавшихся в крове не удалось разместить в странноприимном доме и на полу в каменном зале пришлось постелить толстый слой соломы. Беженцы должны были вернуться в свой разоренный город до Рождества, а сейчас этим измученным людям, апатичным после пережитого потрясения, нужна была неусыпная забота, в то время как запасы аббатства быстро таяли. У некоторых в городе были родственники, и те приютили несчастных, оказав им радушный прием. Одна беременная женщина, которая скоро должна была родить, вместе с мужем попала в городской дом Хью Берингара, помощника шерифа графства. На этом настояла жена Хью, Элин, которую он перевез сюда, считая, что в городе безопаснее, — ей тоже предстояло разрешиться от бремени до Рождества; и все беженки, ожидающие потомства или просто нуждающиеся в помощи, могли рассчитывать на ее гостеприимство.
— А вот нашей Заступнице Деве Марии не был оказан подобный прием, — печально заметил брат Кадфаэль, обращаясь к своему доброму другу Хью.
— Но ведь я говорю о моей заступнице! Если б это было возможно, Элин приютила бы любую бездомную собаку, встреченную на улице. Эта бедная женщина из Вустера уже начинает поправляться, у нее вроде бы нет осложнений, а отдых и гостеприимство Элин сделают свое дело. Беженке нужен покой, пока она не родит, так что к Рождеству у нас в доме могут появиться двое новорожденных. Однако мне кажется, что большинство бежавших в Шрусбери, распростившись со своими страхами, скоро отправятся домой.
— Кое-кто уже ушел, — сказал Кадфаэль, — а другие, из тех, кто не болен, отправятся в путь через несколько дней. Вполне естественно, они рвутся домой, чтобы по возможности быстрее наладить там нормальную жизнь. Говорят, король с большим войском движется к Вустеру. Если он оставит там хорошо вооруженный гарнизон, город эту зиму будет в безопасности. Однако беднягам придется пополнять свои запасы в восточных областях, так как их дома разграблены.
Поскольку в молодости Кадфаэлю пришлось быть и солдатом, и моряком, и сражаться вдали от дома, он знал по собственному опыту, как выглядит и чем пахнет разоренный город.
— А помимо нужды пополнить до Рождества свои запасы, — продолжал он, — людей будет подгонять наступающая зима. Надеюсь, на дорогах уже нет мародеров, и беженцы доберутся до дому, не замерзнув в пути и не схватив воспаления легких, — ведь кто знает, сколько снега наметет через месяц, а быть может, и через неделю?
— Мне трудно точно сказать, очищены ли дороги от мародеров, — задумчиво ответил Берингар. — У нас довольно крепкая власть здесь, в Шропшире, — пока что! Но и с востока, и с севера доносятся тревожные слухи, и на границе тоже неспокойно. Когда у короля столько забот на юге, да и постоянные раздумья, где взять денег на оплату наемников-фламандцев, и он мечется от одного дела к другому, попусту растрачивая силы, честолюбцы в провинции могут заняться созданием собственных графств и королевств, а мелкая сошка последует их примеру.
— Можно не сомневаться, — угрюмо согласился Кадфаэль, — что в стране, которая воюет сама с собой, приходит конец порядку и процветает жестокость.
— Но здесь этому не бывать, — твердо заявил Хью. — Прескот крепко держит поводья, а я его человек и тоже их из рук не выпущу.
Жильбер Прескот, шериф короля Стефана в Шропшире, собирался справить Рождество в главном маноре своих владений на севере графства, и гарнизон крепости, а также вся южная часть графства на это время оставались в ведении Берингара. Не исключено, что нападение на Вустер — всего лишь проба сил противника перед дальнейшими налетами. Все пограничные города были в опасности из-за сомнительной верности военачальников и гарнизонов, а также из-за предприимчивости сторонников императрицы Матильды. Многие дворяне в этой потерявшей ориентиры стране уже не в первый, а во второй или третий раз переходили на другую сторону, и многим это еще предстояло сделать в будущем. Духовенство, бароны, да и все прочие руководствовались теперь в основном собственными интересами и старались подороже продать свою верность. И не за горами тот день, когда некоторые из них придут к мысли, что их интересы ничуть не пострадают, если они пренебрегут на время обоими претендентами и займутся своими частными делами.