Заплакал в соседнем купе ребёнок. Привалов выбрался из своего полусна, посмотрел вниз. Он привык за три года утром смотреть вниз, так как постоянно спал на втором ярусе. Молодая женщина тихо разговаривала с девочкой. Вечером их не было в купе.
Вагонная жизнь скорого поезда не похожа на суету пригородных электричек. Отличается от напряженного ритма почтово-багажных составов местного значения. Люди обречены на длительное соседство друг с другом. Так и Привалов все три года был в состоянии обречённости.
Знакомились основательно, считались с привычками и вкусами соседей. Развлечений мало при подобных путешествиях. Кто-то читает газеты, охотясь за ними на остановках, кто-то, найдя партнёров, играет в карты, шахматы. Любители спиртного очень тихо стучат стаканами, а запасливые работают челюстями, слушая радио и, поглощая в неимоверных количествах пироги, обжаренных кур и уток, добывая на стоянках варёный картофель с огурцами, грибами и много чего такого, что потом становится причиной неудобств.
Таня задавала Привалову множество вопросов. Ему казалось, что это младшая сестра, которую баловал вниманием во время отпуска.
– Вишь, как ребёнок тянется к мужчине. Отца ей нужно, – говорила поучительно пожилая женщина.
– Мама, – качнула головой особа в фиолетовых брюках и сиреневой кофточке с ажурными дырочками, – пожалуйста, хватит об этом.
– Всю жизнь будешь одна. Погиб он. Нечего ждать. Документ пришел. …А вы, где служили? -настойчивая женщина выясняет, куда едет Привалов, кто его ждёт дома. Начинает усиленно угощать попутчика домашней снедью. Аркадий отказывается, говоря, что не умылся, что так рано не хочет есть.
– Дядя Аркаша, пойдем вместе умываться.
– Таня, девочки не ходят с мальчиками в туалет, – проговорила Ирина, сдерживая раздражение.
– Дядя наш – не мальчик. Он друг мне. Раз мы едем в Новосибирск вместе. Правда? Он друг нам? …Не хочу с бабушкой. Она сильно журчит водичкой. А я простыла.
– Зачем вы? – смущенно проговорила Ирина, когда Аркадий выложил на столик два апельсина. – Домой везите.
После завтрака Таня попросила достать ей книгу и села рядом с Приваловым. «Почитаем? Нет, мама, ты пропускаешь много. Я ничего не могу понять». Прочитали книгу о Мухе-Цокотухе, начали вспоминать, что в мире самое хорошее.
– Самое пресамое… – это когда тебя никто не обманывает, – сказала девочка серьёзно. – А вас обманывали?
– Обманывали, – сказал Привалов.-…Я – не умею.
– У вас глаза не обманучие. Я сразу вам поверила. Дадите мне ваш значок поносить на полчаса? Не потеряю. Мне бабушка давала свою медаль трудовую. Ни разочку не потеряла её. У вас, правда, нет детей? И не было ещё? И жены совсем нет ни одной? …Я не липну, мама. Мы разговариваем. У него никого нет. И у меня только мама, бабушка и дедушка нас ждёт на «Шлюзе». …Хочете, я у вас буду? Нам с мамой было бы надо пожениться с вами. Я когда иду перез дорогу мне опасно одной. А с вами я пошла бы хоть куда. Мама, скорей поженитесь с дядей Аркашей, чтобы я звала его папой. Когда на меня будет нападать большая собака дедушкиных соседей, он её прогонит. Собака увидит, что у меня есть папа, никогда не станет на меня лаять и сердиться. …Он прибьёт крючок в ванную дверь. Он же в армии научился, и умеет прибивать крючки. Олежек такой неумеха, ничего не умеет, а только приносит цветы и торт, хотя сто раз говорила, что я люблю бисквитный, а он всеравно приносит песочный. Я видела, как Олежек маминой помадой себе губы красил. Это как понять? – девочка скривила губки, глядя на Привалова, ожидая реакции.
– Не говори, Таня, разные глупости. Олег приходил один раз на день рождения, Мы вместе работали когда-то.
– Совсем не глупости, мама. Он всегда красит свои губы.
– Не слушайте её. Она такая фантазёрка, сама сказки сочиняет.
– Что-то мне пить захотелось, – проговорила Таня. – Хорошо бы минеральной воды, мама.
– Пойду за газетами и постараюсь найти, – сказал Привалов, вставая.
– Вы идите вместе. Когда вместе, то не остаются на станции. Дядя из второго купе пошел один, и остался без поезда.
– Мама, ты долго не собирайся. Сразу идите. А как поезд остановится, будет много времени, чтобы найти воду.
Они зашли за киоск на перроне. Ирина попросила сигарету. Закурили.
– Чудесный ребёнок у вас. …Может быть, когда-нибудь. Не только общительная, но и умная.
– Она замкнутая, слово не вытянешь. Вы на неё действуете. С посторонними Таня ведёт себя настороженно, недоверчиво.
– Давайте в ресторане пообедаем. Отказы принимаются завтра и только в письменном виде.
– Вам захотелось послеармейских приключений, чтобы скоротать дорожную скуку? Я согласна. Я – старше. Меня проще обвинить за совращение молодого советского моряка, а тем более, никогда больше не встретимся. Это самое главное.
