Господин обер-префект! По независящим от меня причинам я прибыл в город только поздно ночью. Явившись по указанному адресу, я представился и объяснил поставленную передо мной задачу. Наш человек тут же выдал мне старый солдатский мундир без нашивок, восемьсот карворадо ассигнациями и подробную карту города. Я закрылся в дальней комнате, переоделся и до утра изучал карту, а затем ушел через окно на крышу соседнего дома и дальше, по задворкам, к площади. Агент мне показался ненадежным, что вскоре, увы, подтвердилось.
А вот одежда, коей он меня снабдил, пришлась как нельзя кстати – в городе полно беглых солдат, и поэтому я легко затерялся в толпе.
Придя на рыночную площадь, я принялся ждать. Невзирая на то, что возница в дороге был ранен, дилижанс из столицы прибыл почти без опоздания. Пассажиров было много, однако я сразу узнал поднадзорного – испитое лицо, всклокоченные вьющиеся волосы соломенного цвета и синие, в последнее время заметно слезящиеся глаза. Зато одет он был безукоризненно: сюртучная пара, трость, белые перчатки, цилиндр. Он щелкнул пальцами и подозвал носильщика. Носильщик взял два саквояжа, и они пошли к извозчику. Я двинулся следом. Они этого не заметили.
Вдруг вокруг все закричали и забегали. Я понял – началась облава. Хватали мешочников. А поднадзорный садился в пролетку. И я побежал. Пролетка тронулась, я прыгнул на запятки…
И тут меня схватили, сбили с ног и начали топтать. Я подскочил, меня вновь сбили, связали и, то и дело пиная ногами, понесли.
В участке меня, ни о чем не спросив, спустили вниз по лестнице и затолкали в подвал, полный всякого сброда. Я долго стучал – не открыли. Тогда я стал кричать, что у меня есть пачка ассигнаций – никто не ответил. Зато сидевший у двери мешочник засмеялся и сказал, что здесь не дураки и разноцветные бумажки брать не будут. Я замолчал.
Как потом оказалось, наш человек обязан был выдать мне деньги в тяжелой монете, а он подсунул ассигнации, чем существенно затруднил мое освобождение. Все тот же словоохотливый мешочник объяснил, что стучать и просить бесполезно, что вечером и так всех вызовут, проверят документы, изобьют, отнимут ценности и вытолкают прочь. Но я никак не мог так долго ждать! Я опасался, как бы поднадзорный за это время не исчез из города. И я опять стал стучать и на сей раз кричать, что я от Паршивой Собаки. Дверь тут же открыли, схватили меня под руки и отвели к начальнику.
Начальник сидел у себя за допросным столом и жевал чертов корень. Я еще раз сказал, что служу у Паршивой Собаки. Он засмеялся, не поверил. Тогда я сказал, что в пакгаузе двадцать шестого квартала мы обнаружили склад контрабанды, охрана малочисленна, и мы намереваемся… Ну, и так далее. Тогда начальник обещал подумать. И пока его люди проверяли верность моих слов, мы с ним жевали чертов корень и беседовали. Чертов корень здесь, кстати, продают совершенно открыто и намного дешевле, нежели в столице. А когда мы расставались, то начальник предложил нам свои услуги. Памятуя ваши наставления, я отказался. К тому же я почти не сомневался, что при первой же возможности они сдадут меня боевикам Паршивой Собаки.
Выйдя из участка, я не теряя времени стал обходить ближайшие гостиницы и говорить привратникам, что у меня срочное письмо к постояльцу такому-то. В шестой гостинице мне было сказано, что час тому назад такой-то вышел в город. Узнав, в каком он номере остановился, я повернул за угол, поднялся по пожарной лестнице, открыл окно, вошел, прошел по коридору, вскрыл нужную дверь и, запершись изнутри, произвел досмотр.
Досмотр ничего не дал. Трость, трубка, пепел, бумажник, в нем деньги. Я вскрыл саквояжи; в обоих – земля. Да, господин обер-префект, обыкновенная земля, суглинок – больше ничего. Я просеял ее через сито – опять ничего. Не имея никакого повода к аресту, я не остался в номере, а вышел по пожарной лестнице и стал ждать вечера.
Как я уже сообщал, агент вручил мне ассигнации, а это все равно что ничего. Целый день я голодный слонялся по городу.
Кстати, общие женщины здесь ведут себя довольно пристойно, не оскорбляют сограждан своим доступным видом, а носят вполне скромные одеяния, сильно напомнившие мне одеяния монахинь. И грабежей здесь почти нет, потому что отряды местной самообороны весьма надежно патрулируют кварталы, хватают подозрительных и расправляются с ними на месте. Здесь, к слову же, решительно искореняют пьянство. Так буквально на моих глазах ударники из Ордена Разумных примерно разгромили тайный винокуренный завод. Происходило это так: сперва они сожгли само заводское здание и покарали виноделов, а затем возмездие было перенесено и на соседние дома – за недоносительство. Ни полиция, ни отряды самообороны не решились пресекать избиение. Орден – значительная сила в городе, что говорит о нравственном здоровье населения. Но, правда, ходят слухи, будто Орден полностью на содержании у гильдии торговцев чертовым корнем.
Но я отвлекаюсь. Дождавшись вечера, я вышел к реке и, миновав игорные кварталы, спустился в Харчевню Поэтов. В столице полагают, будто бы Харчевня недоступна для непосвященных, но, поверьте, стоит лишь сказать при входе условные слова «перо и муза», как вас тут же беспрепятственно пропустят в зал, а там нальют вина и даже подадут кой-какую закуску. Поэтам нравится таинственность, и все они считают, будто ремесло стихосложения доступно только избранным, а избранных должны преследовать.
