Фиолетовый.
Именно он запечатлелся в памяти Милы Молинье.
И ядовито-розовый. Крокодилово-зеленый. Сочно-синий.
Так много цветов: яркие и пастельные, узоры в полосочку и горошек… Повсюду. На вечерних платьях, воздушных шарах и остроконечных колпаках. А еще на смятой лихорадочно содранной упаковочной бумаге, летавшей по газону.
Радуга счастливых, взбудораженных детей под великолепным небом Перта.
Тогда, много лет назад, Стефани точно красовалась в фиолетовом на своей вечеринке по случаю дня рождения. Фиолетовые колготки, фиолетовое платье и блестящие фиолетовые ковбойские сапоги.
Мила помнила, какой взволнованной была ее лучшая подруга в тот день. Она и сама волновалась — как любая восьмилетняя девчонка на праздновании дня рождения. Это было за несколько лет до их мрачного, готически черного периода в старших классах школы, поэтому Мила предположила, что на ней самой было надето что-то красное — ее любимого цвета. Но воспоминания об этом померкли, как забылось и то, во что был одет Себ. Но он тоже там присутствовал. Они составляли неразлучную троицу друзей, живших по соседству, хотя в ту пору Себ еще держался с девчонками по-мальчишески воинственно.
Но позже это изменилось.
Как и двор за домом Стефани.
Сегодня в саду мистера и миссис ван Берло не было ни воздушных шаров, ни лохмотьев разодранной упаковки, ни горы подарков, ни вопящих оживленных детей.
И уж точно никакого фиолетового и даже намека на многоцветье.
Гости, шатавшиеся среди высоких столов, на которых стояли изысканные композиции из белых цветов, были одеты в черное. В этом саду, где Стефани и Мила сотни раз играли в прятки, это казалось каким-то нереальным. Совершенно невозможным.
Как, впрочем, и все происходящее.
— Если кто-нибудь еще раз скажет мне, как нам сегодня повезло с погодой, я пошлю его куда подальше…
Себастьян Файф стоял рядом с ней, пристально глядя на темные фигуры гостей под зимним небом, не по сезону прекрасным. Голос Себа был сильным и звучным, как всегда.
Они много лет не разговаривали вот так, с глазу на глаз. А потом даже тонкая струйка их электронных писем и сообщений в соцсетях практически иссякла.
— Если кто-нибудь еще раз скажет тебе, как нам сегодня повезло с погодой, ты просто вежливо кивнешь — потому что, как никто, понимаешь, что трудно ободрить мужчину на похоронах его жены, — закончила за него Мила.
Соглашаясь, Себ вскинул стакан с нетронутым пивом в сторону Милы.
— Точно. — Тон Себа был усталым, как и его серо-голубые глаза. — Я и сам не знаю, что говорить на похоронах своей жены. Наверное, стоит перехватить инициативу и самому заводить разговор о погоде.
Мила выдавила из себя слабую улыбку:
— Делай все, что должен, лишь бы выдержать это. Лично я просто ни с кем не разговариваю.
Даже мать и две сестры Милы тактично дали ей столь нужное сейчас уединение. Но все-таки держались неподалеку — на тот случай, если она передумает.
— Бен здесь? — не глядя на нее, спросил Себ.
Мила покачала головой:
— Нет. Мы расстались.
Это произошло несколько месяцев назад. Стеф была в курсе, но явно не поделилась этой новостью с Себом.
Они долго стояли на месте, храня молчание. Себ, высокий, солидный и мужественный в своем безупречном строгом костюме, напоминал успешного бизнесмена, которым, собственно, и был. Но не заметить безучастность на его лице и пустоту в глазах было невозможно.
Официантка предложила канапе, от которых оба отказались. Мила покрутила в бокале остатки шираза, но пить не стала.
Ей отчаянно хотелось что-нибудь сказать. Спросить Себа, как он держится на самом деле. Броситься ему на шею, обнять, крепко-крепко. Лить по Стефани слезы, которые мог понять только Себ. Но слишком много времени минуло с тех пор, как их связывала такая крепкая дружба.
Прошло шесть лет с того момента, как Себ со Стефани переехали в Лондон, и разделившее их внушительное расстояние вполне предсказуемо сказалось на отношениях.
— Стеф… — начал было Себ, но тут же осекся.
— Она — что?
Обернувшись, он перехватил взгляд Милы.
— Ты знала? — спросил Себ. — Чем она занималась?
«Ты знала о наркотиках?» — явно хотел спросить он.
Мила покачала головой:
— Нет.
Что-то мелькнуло в его глазах. Облегчение?
— Я тоже, — сказал Себ. — Не проходит дня, чтобы я не корил себя за то, что не понимал этого. Но мне в какой-то мере легче от того, что она скрывала это от тебя.
Мила смутилась.
— Я бы не сказала, что она скрывала это от меня, Себ, — тихо произнесла она, не желая ссориться с ним в такой день, но осознавая, что он заслуживает честного ответа. — В последний раз я разговаривала со Стеф в день ее рождения.
Почти шесть месяцев назад.
Лицо Себа ожесточилось.
— Но ты — ее лучшая подруга.
Мила кивнула:
— Конечно. Просто…
— Тебе стоило быть в курсе ее дел, — отрезал он, жестко и грубо.