Жили на свете два друга — пастух и царевич. Однажды царевич поклялся: когда он станет раджей — сделает своего друга-пастуха министром. «Прекрасно», — ответил на это пастух.
В мире и согласии текли их дни. Пастух приходил на луг пасти коров, и друзья, обнявшись, усаживались под деревом. Пастух играл на флейте, царевич слушал. Так безмятежно проводили они свои дни.
Пришло время — и царевич стал раджей. В жены себе он взял рани[1] Канчонмалу — истинную жемчужину страны. Не до пастуха было теперь царевичу. Совсем забыл он своего друга.
Как-то раз пастух пришел во дворец и остановился у входа в царские покои — он-де не видел еще рани своего друга!
— Вон, вон отсюда! — закричал на него привратник.
Пастух обиделся и ушел, и никто не знал, куда он девался.
На следующее утро проснулся раджа, а глаз открыть не может. Глядит на него рани, глядят придворные, а у раджи все лицо, вплоть до волос на голове, все тело покрыто иголками. Что за наваждение? Во дворце поднялся плач.
Раджа перестал есть, спать, говорить. Сердцем он понял, что нарушил обет, данный другу-пастуху, и теперь расплачивается за свой дурной поступок. Но сказать об этом он никому не решился.
Совсем расстроились дела бедного раджи, от горя поникла его голова. Управлять царством стала опечаленная рани Канчонмала.
Как-то раз рани отправилась на реку искупаться. Вдруг подходит к ней неизвестная красавица и говорит:
— Если рани желает купить служанку, этой служанкой могла бы быть я.
— Если бы ты могла избавить моего мужа от иголок, я купила бы тебя в услужение, — ответила рани.
Красавица взялась исполнить это условие, и рани за браслет купила ее.
Тогда служанка сказала:
— Рани-ма[2], уж очень ты ослабела. Кто знает, сколько дней ты как следует не ела, не купалась?! Украшения болтаются на твоем исхудалом теле, волосы на твоей голове спутались. Сними-ка ты свои украшения да вымойся хорошенько поташом.
— Нет, ма, к чему мыться — пусть все остается как. есть, — ответила рани.
А служанка словно ничего не слышала: она сняла с рани украшения и, натерев ее поташом, сказала:
— Теперь, ма, попробуй окунись.
Рани послушалась, вошла по горло в воду и окунулась. А служанка вмиг накинула на себя сари рани, надела ее украшения и, встав на берегу, начала приговаривать:
Слышишь, ты служанкой стала,
Ждет тебя на берегу реки Канконмала,
Ждет красавица тебя, что ты там пропала?
Хватит мыться, госпожа выйти приказала!
Оглянулась рани и видит — перед ней стоит не служанка, а госпожа.
Во дворце Канконмала подняла всех на ноги. Министру она выговаривала: «Почему ты не приготовил слонов и лошадей, раз я возвращаюсь с купанья?» Дворецкого она допрашивала: «Почему нет свиты и паланкина, когда я возвращаюсь с купанья домой?»
И того, и другого казнили.
Все пришли в смятение, никто ничего не мог понять, никто от страха не смел вымолвить слова.
Таким-то образом Канконмала стала рани, а Канчонмала — служанкой. Но раджа ни о чем не догадывался.
И вот сидит Канчонмала на грязном дворе, чистит рыбу и причитает:
За ручной браслет себе я служанку нанимала,
Но служанкой стала я, а служанка рани стала,
За какие же грехи пострадала Канчонмала?
О, раджа, за что, за что нас судьба так покарала?
Горькими слезами заливается рани. Но и страданиям раджи нет предела: впиваются в его кожу мухи, от игл огнем горят его лицо и тело. Некому овеять раджу опахалом, некому подать ему лекарства.
Однажды отправилась Канчонмала на берег стирать белье. Видит — сидит под деревом человек, а возле него мотки пряжи. Человек этот приговаривает:
Если б получил я тысячу иголок —
Я себе тогда бы мог арбуз купить;
Если б я пять тысяч получил иголок —
Я б тогда на ярмарке мог бы походить;
Если б я сто тысяч получил иголок,
Я бы царский трон сумел соорудить!
Услышав такие слова, Канчонмала осторожно подошла к человеку и сказала:
— Если ты хочешь иметь иглы, я могу дать их тебе. Только сможешь ли ты их вытащить?
В ответ на это человек молча поднял мотки с пряжей и пошел за рани.
По дороге Канчонмала поведала незнакомцу о своем несчастье. Он выслушал ее и произнес: «Прекрасно!»
Когда они пришли во дворец, незнакомец сказал Канчонмале:
— Рани-ма, рани-ма, сегодня день молочного поста, и потому всем в царстве надо раздавать пирожки. Я пойду покрашу пряжу в красный и синий цвета, а вы идите нарисуйте во дворе альпона[4] и приготовьте все для пиршества. Пусть вам поможет Канконмала.
— Что ж, пусть и Канконмала делает пирожки, — согласилась Канчонмала.
И они вдвоем отправились стряпать.
О ма! Пирожки, которые испекла Канчонмала, походили скорее на плоские, жесткие лепешки. Зато пирожки Канконмалы были сделаны очень искусно: один — в форме полумесяца, другие — в виде флейты, третьи — трубочек, четвертые — листьев сандала.
И незнакомцу стало ясно, кто служанка, а кто настоящая рани.
Покончив с пирожками, женщины принялись за альпона. Размолов целый ман[5] риса, Канчонмала вылила в него сразу семь кувшинов воды и, макая в эту жижу помазок из конопли, перепачкала им весь двор.
Канконмала же сначала выбрала во дворе уголок, чисто его вымела, потом взяла немножко риса, размолола, подлила в него воды и, обмакнув кусочек тряпочки, осторожно стала рисовать лотосы и лианы, семь золотых кувшинов, а под кувшинами — корону с гирляндами из рисовых стеблей по обеим сторонам. Она нарисовала также павлина, богов и след золотой стопы матери-Лакшми
