Вор провел кончиками пальцев по неровной поверхности. Фигура, скорее всего из слоистого стекла, изображала двухголовую собаку. Собака напоминала большого дога, слишком худого и печального, почти больного, чтобы казаться свирепым. И во всем – в наклоне голов, в полуоткрытой левой пасти, в настороженых ушах правой головы, ощущалась сила чувства, неизвестного вору. От близости фигуры на сердце становилось пусто и просторно, как ночью в мраморном зале. Вор постоял еще минуту, гадая, сколько может стоить такая штука.
– Но держать бы я тебя не стал, – сказал он и погладил шею собаки. – А знаешь почему? Знаешь. По глазам вижу. Богато вы с ним живете.
Он щелкнул фигуру по носу и прислушался к звонкому отклику. Хрусталь, похоже.
Пройдя причудливый, дважды изломившийся коридорчик, вор наткнулся на дверь; она подалась от легкого толчка. Вор похолодел; дверь вела в ванную комнату и краны были открыты. С легким журчанием струйка воды вбивалась в гладкую поверхность, неподвижная и гладкая, как водяной гвоздь. Ванна уже наполнена до краев и это… И это значит…
– Это значит, что я дома, – он услышал голос сзади и попробовал по голосу определить, где стоит говоривший и что держит в руках. Слишком спокоен, сейчас дергаться бессмысленно, подумал вор. Все-таки черный ход, будь он проклят. Так спокойно может говорить человек с ружьем наперевес.
– Вы буквально угадали мои мысли, – ответил вор, не оборачиваясь. – Как вы это делаете? Один из ваших трюков?
– Ты хотел денег? – спросил хозяин.
– Мейстер, – сказал вор. – Это фамилия. Но я не смог найти вашего имени. Его нет ни на одной афише. Как можно быть просто Мейстером?
Вор обернулся и облокотился на раковину. Лучше было бы сесть на край ванны, если бы та была пуста. Сесть, ногу за ногу, и попросить сигарету. Мейстер оказался безоружен и одет в домашний халат. Под халатом волосатая грудь с зачатками седины. Вор передумал нападать.
– Это не фамилия и не имя.
– Ваш цирковой псевдоним?
– Иди в комнату.
– Да, я хотел денег, – заговорил вор. – Зря вы объявились. Я ведь обслуживаю искусно, вы б не разочаровались. Я обслужу даже там, где не сможет никто. Клиент еще месяцы не знает, что я его посетил. Я никого не убиваю, не беру заложников и ни от кого не бегаю.
– Это трудно?
– Это увлекает, как всякое мастерство. Ваша ванна уже течет.
– Подожди, я сначала тебя убью, – сказал хозяин.
– Верно, но банально. Лучше дайте мне немного денег, и расстанемся друзьями. Вы раскажете о сегодняшнем вечере своим друзьям, а я своим. Потом…
Коридорный коврик потемнел, напитавшись водой. Еще секунда и струйка потекла в комнату.
– Уйди! – приказал хозяин; струйка свернула и исчезла.
– Это просто фокус? – спросил вор. – Или какое-то особенное поле? Я преклоняюсь пред вашим талантом. Для меня большая честь грабить величайшего фокусника нашей эпохи.
– Я уже давно не выступаю, – возразил Мейстер.
– А слава ваша живет. Те два подонка, что навели меня, говорили о вас с восторгом. Они бегали на ваши выступления, будучи детьми.
– И что они запомнили?
– Ваши гонорары. За один вечер вы зарабатывали столько, сколько они за семь жизней.
– Сейчас будут деньги, – сказал Мейстер, – ты возьмешь их, если сможешь.
Мейстер удалился. Вор остался в комнате один. Впрочем, не совсем один, была еще и двухголовая собака из стекла. Совершенно неподвижное прозрачное существо.
И раньше она сидела левее, на коврике. Ерунда, сказал вор себе, но иллюзия не исчезала. Этого не может быть. Он представил стеклянную собаку ожившей и по коже пробежали мурашки. Возьмешь деньги, если сможешь. Ничего хорошего это не предвещает. Мейстер вернулся.
В его руках был ярко-желтый мешочек, по-видимому, пустой.
– Сколько?
– Вы спрашивате о сумме? Так, мне достаточно немного, в качестве дружеской услуги.
Мейстер протянул руку отработанным жестом фокусника и в руке оказалось несколько купюр.
– Я предпочитаю настоящие, – возразил вор.
– Они совершенно настоящие.
Вор ухмыльнулся.
– Конечно-конечно. Вы сделали их из ничего?
– Из пустоты. Можно переводить материю из одного состояния в другое, если не нарушать смыслового заряда – а деньги есть лишь иная форма пустоты. Но создать из ничего нельзя.
Мейстер положил купюры в мешочек и бросил мешочек на паркет.
– Возьми.
Вор присел на корточки и оперся руками. Его пальцы подрагивали.
– Что это? – спросил он. – Меня вроде бьет током.
– Объясню примитивно. Вещи, созданные мной, не предназначены для воров, поэтому ты ничего не сможешь взять без борьбы. Как только ты пробуешь схватить деньги, тело перестает тебе подчиняться. Но можешь попробовать.
– Ага, – сказал вор.
Заиграла тихая музыка.
Вор протянул руку к деньгам, и встал с протянутой рукой; с выражением крайнего изумления на лице начал танцевать. Болезнь танца охватывала его от плечей и шла дальше, неравномерными волнами, по всему телу к ногам. Мейстер наблюдал за подпрыгивающим человеком и видел, что тот не столько испуган или огорчен, сколько заинтересован происходящим. Стеклянная фигура подняла обе головы и внимательно смотрела на танцующего вора. Ее грудь приподнялась, изобразив глубокий вдох. Кончик хвоста звонко щелкнул по полу. Но ее большое тело еще оставалось неподвижным. Музыка стала тише. Протанцевав круг, вор остановился.
