Старый сибирский тракт тянулся между березовыми перелесками и неглубокими, плотно укрытыми снегом, ложками, поблескивая наезженными колеями, как вынутая из ножен сабля, указывающая острием точно на север. По зимнику тяжелой рысью бежала заиндевелая лошадка, укрытая от мороза серой попоной. Она, словно нехотя, тянула за собой сани–розвальни с тремя седоками.
Правил, сидя верхом на дубовом бочонке рыжеусый казачий вахмистр Серафимыч. За ним, чуть откинувшись на солому, расположился небольшого росточка помощник волостного пристава Яшка Ерофеич. А уже дальше, на задке, лежал стянутый веревками крест–накрест купецкий сын Иван Зубарев. Яшка время от времени тер рукавицей замерзший за дальнюю дорогу свой большой сизый нос и недобро взглядывал на Зубарева, ехидненько при этом улыбаясь. Иван старался не обращать внимания на красноречивые взгляды пристава, скрипел от злости зубами, но как ему выпутаться из непростой ситуации, в которую он по собственной глупости угодил, и не представлял. Вся надежда была на отца и своих сродных братьев, если по прибытию в Тобольск удастся дать им весточку. Но в город они доберутся, по подсчетам Ивана, не раньше завтрашнего вечера, а пока… пока он уныло вглядывался в череду березок и осин, что плотной стеной тянулись вдоль тракта, ловил глазами краешек голубевшего неба и в который раз вспоминал, как все хорошо начиналось, а закончилось его арестом и отправкой в родной Тобольск, откуда он столь неосмотрительно кинулся искать правду по всему белому свету. Жил бы и дальше при отце, при торговле, как и прочие его ровесники, те же сродные братья Корнильевы, обзавелся семьей, о чем не раз говорили ему и мать и отец и, глядишь, тихо–мирно прожил эдак до старости. Может и прав был отец, когда советовал не браться за это дело, всячески отговаривал, но Иван настоял на своем, а теперь связанным возвращался обратно.
… Семейство Зубаревых обосновалось в Сибири несколько десятилетий назад и пустило там крепкие корни. Отец Ивана, Василий Павлович Зубарев, имел в городе несколько торговых лавок, вел торговлю и на ирбитской и макарьевской ярмарках, но сыну своему, хоть тому и было под тридцать, дело передавать не спешил да и иных дел серьезных не поручал. По его разумению неженатый парень к делу приставлен быть не может, пока не введет в дом невесту и лишь после того станет во всем равен отцу. Обычай этот унаследовал он от предков–староверов, и по сей день не признающих никониан–трехперстников.
Василий Павлович Зубарев искал сыну невесту из семьи состоятельной, равной себе по положению, чтоб, соединив капитал, как когда–то сделал его отец, с удвоенными силами вести торговлю, ширить прибыль. Но Иван его слыл в Тобольске за жениха хоть и прибыльного, но непутевого из–за своего правдоискательства. Имел он обыкновение ловить за руку соседа–купца, что думал втихую сбыть заплесневелый товар, малость обвесить, обмишурить хоть на полушку какую–нибудь молодую кухарку из господского дома, которая спозаранок, не проснувшись, заявилась на базар. Не любил Иван Зубарев и полицейских чинов, которые распускали руки по любому случаю, и не один раз нещадно тузили его за излишнюю горячность и обидные слова.
