При торможении спасательной капсулы человека вжало в сиденье так, что у него потемнело в глазах, а из носа побежала кровь. Но самый страшный удар по атмосфере капсула выдержала. Через две минуты она раскалилась до серебристого цвета и, разорвавшись на две половинки, улетела, догорая, в стороны. Зато теперь из ранца выскочило длинное полотнище тормозного парашюта, а в легкие, даже сквозь маску шлема, ворвался морозный, пропитанный свежим хвойным ароматом воздух. Погасив излишнюю скорость, трепещущая ткань отстрелилась, после чего раскрылся купол основного парашюта, и с той самой минуты человек стал оглядываться по сторонам со всем возможным в его положении вниманием. При этом мысли у него в голове крутились самые оптимистические.
«Ха-ха! Жив, протуберанец мне в парус! И целехонек! Вот повезло так повезло! Недаром я всю жизнь хвастался, что удача ходит за мной по пятам. Вон какую планетку подбросила: даже море видно! А внизу вообще красотища: белые горы и зеленые леса. О! А это кто?»
Он недоуменным взглядом проводил огромный парашют с вместительным контейнером, который сносило прямо к заснеженному хребту.
«Ха! Так ведь это же мой аварийный запас! Как здорово, что он мне не понадобится. Хотя, с другой стороны, пожить – на такой девственной планете хоть один-единственный денечек всегда мечтал. Но разве эти спасатели дадут поиграть в Робинзона? Они за такими, как я, и в черную дыру готовы помчаться, лишь бы премию получить. С одной стороны, хорошо, у меня ни одного дня отпуска не пропадет, но с другой – никакой романтики. Или, может, попытаться от них спрятаться? А потом сказать, что заблудился? Хм… А ведь интересная мысль!»
Чем ниже спускался потерпевший кораблекрушение человек, тем глубже казались тени среди горных вершин. И тем быстрей зеленые деревья превращались в невиданных, исполинских великанов.
«Книги врут! Будь прокляты все эти драные писаки! Всю жизнь только и читаешь – знание сила! В будущем – все умные! Герой из будущего, находясь в дикой стране – всегда победитель! Все его слушаются и восторгаются мудрыми поступками! Тьфу ты! Абсурд какой! Этих бы писателей, да на мое место! Все! Хватит! Лучше уж сдохнуть, чем безмолвно копаться в этой мерзкой пыли!» Виктор с отвращением отбросил от себя тяжелую несуразную мотыгу и решительным шагом отправился к ближайшему надсмотрщику. Тот его сразу заметил. Двинулся навстречу, одновременно замахиваясь плеткой.
– Работать! Быстро!
Уж эти-то слова из жуткой речи местных рабовладельцев пленник понимал. Да с трудом мог вымолвить несколько слов сам:
– Хозяин! Мне нужен хозяин!
Целый месяц он ждал встречи с кем угодно из правящей верхушки. Вполне резонно рассчитывая, что, и не владея языком, он сможет восхитить своими познаниями любого мало-мальски грамотного человека. Но с первого дня никого, кроме жестоких и тупых надсмотрщиков, видеть не довелось. А при попытках найти общий язык с себе подобными Виктор наталкивался на неприкрытые враждебные взгляды. Чужака отторгали все. С момента доставки на эту плантацию Виктора каждый вечер вталкивали в мрачное здание каменного барака, запирая там с такими же обездоленными, изможденными, как он, рабами. Рабами, не имеющими права даже слова сказать в свою защиту, лишь изредка выказывающими свое недовольство скотским мычанием. Мало того, большинство несчастных говорили на разных языках, что еще больше усложняло как взаимопонимание, так и общение с охраной.
Утром огромные, без единой щели ворота барака открывались со страшным скрипом. Рабов выгоняли пинками и древками копий под начинающее светлеть небо, строили в шеренгу, выдавали по полбуханки серого хлеба и заставляли бежать к очередному полю. Надсмотрщики скакали на лошадях. Мотыги и прочие инструменты везли сзади на телеге. Работали по одному или группой по нескольку человек. Объяснялось задание жестами и плетками, и начинался адский день работы. Когда солнце достигало зенита, рабы сбегались к телеге, привозившей воду и еду. Полтора литра жидкой, неприятно пахнущей теплой баланды и очередные полбуханки. На этом разнообразие дневного меню и заканчивалось. Да еще всю ночь можно было пить воду. Она непрекращающейся струей стекала из трубы в одном из углов барака и сливалась в отхожее место, расположенное под ней. Хочешь – пей, хочешь – душ принимай, хочешь – смывай нечистоты в три узких дырки между каменными плитами пола. Но в полнейшей, непроглядной темноте. Ориентируясь только на звук. И на ощупь. Электричеством здесь и не пахло.
Именно по воде и примитивно действующей канализации Виктор и предположил, что кое-какая цивилизация на этой планете существует. Труба, правда, была свинцовая, но без инженерной мысли провести воду издалека вряд ли возможно. А ведь рядом с бараком не было ни гор, ни высоких холмов, откуда вода могла бы поступать естественным образом. Лишь бескрайние поля, перемежающиеся посадками невысоких деревьев да несколькими каналами для орошения.
А вот далеко на севере простиралась темная гряда гор. Видимо, там его и пленили, оглушили и с пыльным мешком на голове доставили на эту гиблую плантацию. В первые дни он надеялся на предстоящий выходной. Наивно предполагая, что рабам положен отдых в конце недели. Но весь отдых ограничился через три дня сменой команды надсмотрщиков да тусклых, пропыленных мундиров на более яркие. Отчего стало только хуже. Ибо старые садисты измотались вконец и уже не так резво размахивали плетками. Да и выглядели они более покладистыми. А вот новые злились, как звери. Очевидно, работа на этой плантации считалась для них наказанием. Среди них тоже не нашлось ни одного человека, заинтересовавшегося рисунками и цифрами, которые Виктор спешно пытался нарисовать на земле чуть ли не пальцами. Тут же раздавался грозный рык, свистели кожаные концы плетки, и спину умничающего «художника» обезображивала новая красная полоска. Прикрываться было нечем, каждого раба украшала лишь набедренная повязка.
