В Париже бывают ночи, ужасающие своим безмолвием и мраком. Туман стушевывает все крыши домов, мелкий дождь делает мостовую и тротуары скользкими, ветер задувает пламя фонарей, а мрачная Сена течет между своих каменных берегов.
На набережной — ни души, на мостах — ни одного экипажа.
Молчит обширная столица; мирные и честные граждане предались покою, зато мир воров и мошенников ожил, зашевелился и готовится к своим трущобным похождениям.
В одну из таких глухих ночей, которую мы только что описали, между двумя мрачными арками моста Сиэ и моста Аршевеве медленно подвигался огромный плот.
Впереди сидели трое и шепотом разговаривали между собой. Четвертый на другом конце плота управлял большим рулем, сделанным из огромного бревна.
— Пожалуй, мы по этой погоде и не доберемся к двум часам до кабака тетки Курносой.
Одного из них звали Мармузэ, это был молодой человек лет двадцати, другого, управлявшего рулем, — Смерть Храбрых, третьего — Скворец и, наконец, четвертого — Нотариус.
Это все были члены общества опустошителей, имевшие главное сходбище в трактире под вывеской «Арлекин», который содержала тетка Курносая.
Этот кабачок был на левом берегу Сены за Пюто и не доходя нескольких шагов до Курбвуа.
Итак, этим-то четырем членам общества опустошителей пришлось спасти в эту ночь двух утопленников… Первый из них был Жан-мясник, которому вновь удалось бежать и который бросился в воду из-за того только, что он был невольным предателем своего начальника Рокамболя.
Второй человек, спасенный ими в эту ночь, был сам Рокамболь.
Они принесли его в кабак Курносой, и обстоятельство спасения такой особы, как Рокамболь, не могло не произвести в кабачке серьезного волнения. Слава о Рокамболе и его делах уже давно приводила в какой-то бешеный восторг всех мошенников Парижа и провинций. Рокамболя привели в чувство и отвели ему самое почетное место во всем кабаке Курносой — обширную комнату во втором этаже.
Появление его среди опустошителей произвело такой фурор, что большинство из них тотчас же пожелало сменить своего бывшего начальника, называвшегося Пирожником, и назначить вместо него самого Рокамболя.
Пирожник был вынужден немедленно удалиться.
Рокамболь, очнувшись и узнав от Жана-мясника, что тот хотел утопиться из-за того только, что он так неосторожно выдал своего господина, тотчас же простил его и велел ему сказать остальным опустошителям, чтобы они ничего не предпринимали без него и дожидались того времени, когда он окончательно поправится.
— Если Бог мне поможет, — думал он, — я постараюсь спасти многих из них от преступлений и навести их на путь истины и добра.
Здесь кстати будет сказать, что любовь Рокамболя к Бланш д'Асмолль окончательно исправила и переделала этого человека, который с этих пор решился употребить всю свою остальную жизнь на тайную борьбу с пороком и злом.
Болезнь его, происходящая от раны, нанесенной ему графиней Василисой, сделала то, что в продолжение нескольких дней он был положительно не в состоянии вставать с постели. Около него в это время постоянно находились: Жан-мясник, Мармузэ и Смерть Храбрых, которые были фанатично преданы ему.
Пирожник, изгнанный своими товарищами, конечно, хотел отомстить Рокамболю и отправился было к Тимолеону, чтобы посоветоваться с ним относительно своей мести, но его удивление не имело границ, когда уже знакомый нам Лоло сообщил ему, что Тимолеон исчез из Парижа.
Рокамболь же, по словам Лоло, находился в коротких отношениях с рыжей, то есть с тайной полицией.
Пирожник был так обескуражен этим известием, что молча отправился в улицу Орти Сент-Оноре, «в меблированные квартиры», как значилось на маленькой дощечке, висевшей над грязным и отвратительным входом одного из больших домов этой улицы.
Пирожник был, конечно, в состоянии заплатить за помещение более удобное, но привычка — вторая натура, и, кроме того, он надеялся увидеть там народ.
Он не ошибся…
Здесь действительно был сброд, все отребье человеческого рода, и у него, как бывшего начальника опустошителей, нашлось между этим людом много знакомых и даже друзей.
Здесь же находилась отвратительная Мадлена Шивот, все лицо которой было покрыто массой рубцов. Она благодаря своему железному организму поправилась от раны, нанесенной ей Вандой, и теперь стала заниматься воровством детей.
Шивот, пылавшая глубокой и ужасной ненавистью к Рокамболю, подтвердила вполне слова Лоло относительно того, что Рокамболь принадлежит теперь к рыжим, и с охотою согласилась подтвердить это и в кабаке Курносой.
А теперь мы вернемся несколько назад.
Когда Рокамболь был принесен в кабак к Курносой и когда он, придя в себя, разговаривал с Жаном-мясником, то к нему явились два депутата от опустошителей — Смерть Храбрых и Нотариус и от имени почти всех своих товарищей стали просить его принять начальство над их шайкой.
Рокамболь сказал им, что он подумает, и вместе с тем завел разговор с Нотариусом.
— Немного повыше Шарантона, как вы знаете, — начал Нотариус, — Сена делает изгиб, оставляя вправо пригорки.
— Это ведь холмы Вильнев Сен-Жорж, — заметил Рокамболь.
— Именно там, недалеко от берега, стоит уединенный домик, окруженный большим садом. Жители его, старик и молодая дама, по-видимому, принадлежат к знати.