Дмитрий Стрешнев
Они уже здесь
(миниатюры)
* * *
После работы Кузюкин Степан, как обычно, пришел домой. Удивился: обычно жена по малогабаритной квартире так и мельтешит, а тут что-то нигде не видно. Позвал:
— Маша! Ты где?
Тапочки надел — пошел искать. Нашел Машу на балконе, и с ней — какой-то мужик. То есть вроде как мужик. Уши, нос, голова на месте. Но какое-то все не наше, непривычное. Даже не такое, как у негров или корейцев каких-нибудь. И — ни пиджака, ни штанов, так, хламида какая-то. Кузюкин похолодел: уже успел раздеться, сволочь!
Жена увидела Степана — радостно сообщила:
— Вот, Степа, познакомься с гостем.
— Кто такой-то? — Кузюкин пробурчал.
— В окно вот залетел.
В окно! Тоже мне, архангел Гавриил!
Кузюкин стал срочно вспоминать, где в последний раз положил разводной ключ — двинуть наглеца по его необычному кумполу.
Жена мысли мужские угадала.
— Ты что, Степан! Он же не наш, он оттуда! — рукой помахала в небо. — Он мне свою звезду показывал.
— Ну, сейчас у него много звезд в глазах запрыгает!
Жена догадалась, что делать. Подошла, блокировала бюстом правую руку:
— Степа, ты что! Он же настоящий — в самом деле оттуда! Из тех, про которых в телеке говорят! Гость с далекой планеты.
Пришлось сдаваться.
— Ну, ежели гость, так ставь на стол, что надо. Будем угощать.
Перешли с балкона в гостиную — и Кузюкин понял, что жена его вроде как права. Потому что свечерело уже, и там, на балконе, не видно было. А под люстрой-то в двести свечей выяснилось: цвета гость зеленоватого, тинистого, крокодильего. Хотя Кузюкин крокодилов толком не видел, только по телеку.
Успокоился, спросил ненашего архангела:
— Тебе водочки или винца?
Показалось, что тот улыбнулся и вроде ничего не сказал, но Кузюкин явственно услышал:
— Налей, что не жалко.
Говорил он глухо, будто в кулак, но разобрать можно.
— Ну, вот это по-нашему! — подобрел Степан.
Жена поставила на стол, что в таких случаях положено. Сели, чокнулись, выпили по первой. Пришелец не морщился, держался чинно, закусывал не спеша.
— А у вас там как? — поинтересовался Кузюкин. — Такое потребляют? Водочку то-есть?
Выяснилось: водки, как таковой, на другой планете нет.
— Эх, жалко! — Кузюкин огорчился. — Как же вы там?.. Ну, да ладно, везде живут, как умеют.
— Да что ты — все о водке да о водке! Нет — чтобы об интеллигентном поговорить!
— Извини, — Кузюкин огрызнулся. — Ихних шекспиров-рембрандтов не знаю!
Встал — грибочков достать — и ахнул: гость-то с одного бока зеленоватый, а с другого — фиолетовый.
Незаметно поманил жену в кухню — будто нужно по хозяйству.
— Ты хоть внимание-то обратила, какой гость-то расписной?
— Не говори, Степа, прямо красота! Как у Клавки занавесочки, да еще мерцает!
— Ты что! Ничего он не мерцает! Ты куда смотришь? Он плотный такой, зеленый немного. А та сторона, что к буфету — чисто баклажан.
Вернулись, стали чай пить. Жена будто ненароком встала, с другой стороны гостя обошла. Поздно вечером, когда зелено-лиловый улетел, сообщила мужу:
— Да нет же, Степа, он, как я тебе сказала, — бледный и мерцает.
— А ты с того боку, где буфет, смотрела?
— Я специально подошла. Там он серебристый, весь в звездочках!
— М-да, — сказал Кузюкин, переполняясь чувствами. — Существуют, падлы!..
С тех пор пришелец стал их навещать каждый вечер. Однажды принес свою еду. Степан с женой стали пробовать.
— Вроде, похоже на сыр какой-то ненашенский…
— Что ты! Это же прямо как хомус! Помнишь, в Египте ели?
Кусок отложили. Пришла теща — угостили. Впились глазами с двух сторон:
— Ну как?
Теща побледнела:
— Что это вы на меня так уставились? Что это вы мне подсунули?..
Ударилась в истерику, еле успокоили, а про вкус уже забыла.
— Вроде как редька, только сладковатая…
Выше редьки с картошкой оценок у нее нету! Тьфу! Перестали тещу приглашать. Друзей тоже. И сами по гостям перестали ходить. Скучно с ними, с друзьями и с родней. То ли дело пришелец. То такого он цвета, то такого. К балкону подлетит бесшумно на своей тарелке (входил и выходил только с балкона, говорил: привык так) — красота! Кузюкин восторгался:
— Ну и тачка у тебя!
Выходили с пришельцем на балкон покурить (курил, конечно, только Степан). Стояли, на звезды смотрели. Так замечательно вечер провели! А спроси: о чем говорили? Да вроде ни о чем.
Правда, иногда Степана заедало любопытство, и он расспрашивал о далекой жизни: мол, как там у вас, женщины тоже есть? А у мужчин тоже есть, ну, это самое? И как вы там, у себя… это… ну?.. Но потом перестал расспрашивать. Видно, пришелец ему по дружбе что-то рассказал.
Иногда Кузюкин с работы приходил припозднившись и, встретив во дворе знакомых по дому, наверх пальцем показывал:
— Вон тарелка, видите? Это наш знакомый прилетел.
Но те только головами вертели, будто ничего не видят.
«Видно, свет неудачно падает, — думал Степан. — Ну, олухи! Ну и хрен с ними!»
Степану, его жене и пришельцу безо всяких людей хорошо было втроем.
Пришелец на балконе однажды приобнял Кузюкина своими вроде как руками и шепнул:
— Ты, Степа, такой счастливый! Ведь она у тебя просто красавица. Вся в беленьких пятнышках, в черненьких, в синеньких… Меня, когда я мимо летел, прямо так и притянуло к балкону.
