У Марти Ларни удачно сказано, что с возрастом мы теряем зубы, волосы и иллюзии. Это было тогда, когда большая часть этого моего достояния находилась еще при мне. Именно не истраченные иллюзии заставили меня написать в краевую молодежную газету. Почему молодежную? Вероятно потому, что морально — этические вопросы, с моей точки зрения, только и стоит поднимать в этой аудитории. Старых, и даже зрелых не устыдить и, тем более, не воспитать, если этого не сделано с младых ногтей. Вынудило меня на это обращение к прессе одно из самых диких и уродливых явлений нашего удивительного бытия, а именно, крепостное право родителей на их детей, когда они вольны распоряжаться их жизнью и совершенно безнаказанно могут отнять ее. Назывался мой материал «О культуре, о ромбах и о многом другом». Ромбы имелись в виду те, что подтверждали наличие высшего образования у их носителей. Пара родителей, украшенная тремя такими ромбами, не давала согласия на операцию их новорожденному ребенку с тяжелым пороком развития, требующим срочного вмешательства хирурга для спасения жизни. Справедливости ради надо сказать, что шанс выжить был у этого несчастного ребенка невелик. Но ему и в нем отказали папа с мамой. А потом двадцать один день эти ромбоносцы ходили в клинику справляться — не умер ли еще? Ребенок умирал голодной смертью, а это медленная смерть.
Корреспондент молодежной газеты, с которой я имела дело, как внештатный автор, пошла со мной к самому ответственному и самому матерому. Прочитав, он очень внимательно на меня поглядел. Мне показалось, что это было удивление — почти до сорока дожила, а все еще иллюзий не утратила. Надо же так!
— Хорошо написано. Можно, конечно, опубликовать, но
завтра главный будет на ковре у Медунова, а меня выгонят. Коротко и, главное, доходчиво.
— А почему бы Вам не написать повесть об этом или хотя бы рассказ? Вы никогда не пробовали? У Вас должно получиться. Я помогу Вам в нашем альманахе.
Действительно, почему бы не попробовать? Но меня в те годы привлекала публицистика. «Острое перо советской печати», как мне казалось тогда, быстрее и надежнее истребит скверну и восстановит справедливость.
Так появилась первая рукопись в серой папке. За нею не замедлила лечь вторая с сакраментальным названием «Всегда ли больной прав? Вот кусочек из нее: «Мне вспоминается ситуация, когда к тяжело больной девочке ее отец, военнослужащий, по своей инициативе пригласил трех хирургов из гарнизонного госпиталя. Те явились сразу в отделение, минуя путь «по команде», им отлично известный. Пригласила я их в кабинет (тогда я заведовала кафедрой детской хирургии и была по приказу минздрава руководителем одноименного краевого центра), а они требуют «доложить» историю. Ну, думаю, люди немолодые, всю жизнь в армии, может быть приличествующие случаю слова и перезабыли вовсе. Не стану лезть в бутылку, придираться к словам. Доложила, объяснила особенности течения этой болезни у детей. С педиатрией, судя по возрасту моих визитеров, лет тридцать поди не встречались. А такой дисциплины, как детская хирургия, в их годы и в помине не было.
— А теперь пойдемте перевязывать больную — известил меня самый нахальный из золотопогонных коллег.
Противно мне стало, но все же пришлось указать им где Бог, а где порог…»
Не трудно было предсказать судьбу и этого моего публицистического опуса.
А что, этот лучше, судя по отрывку?
«Как‑то по звонку из высокого партийного дома профессор О. явился в детскую хирургическую клинику, чтобы сделать аппендэктомию сыну официантки из того же дома. Как выяснила я позже, запустила эту машину маленькая «шестерка», обитавшая в том же доме. Этот «винтик» позвонил от имени «самого» в крайздрав, там дисциплинированно вытянулись и немедленно командировали лейб — лекаря. То, что профессор другой специальности не волновало никого и его самого менее остальных. Вверху рассуждали просто — раз «лейб» и лечит двор — сможет все.
Все это похоже на плохой анекдот, а между тем такой факт был и он рискует повториться. Повториться эта ситуация может не потому, что в детской хирургии потребуется специалист широкого профиля и высокой квалификации. Такого положения не было в названном случае. Повторение возможно потому, что остались люди, способные послать «корифея» по звонку «винтика» и «корифеи», подобострастно выполняющие такие указания».
Действительно, как же этой серой папке было не пухнуть, а ее хозяйке не иметь неприятностей даже без газетных публикаций? И что из того, что хозяева серого дома менялись, а карьеры корифеев устремлялись в заоблачные выси? Не зря самый матерый и непотопляемый из известных мне газетчиков присоветовал иной жанр. Хотя, чует мое сердце, узнаваемость моих литературных персонажей еще обернется мне лихом. Но дело сделано, серая папка есть и я намерена познакомить вас с ее сюжетами.
