Одиночество

Одиночество

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне. В этот период сблизилась с Б. Зайцевым, И. Буниным, Д. Кленовским.

Характеризуя ее творчество, известный французский славист Рэне Герра (лично знавший Е. Таубер), в частности, пишет: «…В поэзии Екатерины Таубер — темы внутренней жизни души, близости к природе в Провансе, а также смерти, которая звучит не отчаянием, а просветленностью и отрешением…».

В основе данного электронного издания — первый сборник стихотворений Екатерины Таубер — «Одиночество» (Берлин, 1935). Дополняют его избранные стихотворения из других сборников поэтессы и стихи, публиковавшиеся в периодике русской эмиграции. В приложении публикуется эссе Ренэ Герра, посвященное жизни и творчеству Е. Таубер.

Орфография и пунктуация сборника «Одиночество» в основном приведены в соответствие с нормами современного русского языка.

Жанр: Поэзия
Серии: -
Всего страниц: 10
ISBN: -
Год издания: 1935
Формат: Полный

Одиночество читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

ЕКАТЕРИНА ТАУБЕР. ОДИНОЧЕСТВО (Берлин: Парабола, 1935)

Моему отцу

I

«Одиночество каждой души…»

Одиночество каждой души,
Кто охватит тебя и измерит?
День за днем, пролетая, спешит
В чем-нибудь навсегда разуверить.
И в нелепой дневной суете,
Где последние гибнут игрушки,
Только плач изменивших мечте,
Причитанье убогой старушки.
Долог день на холодной земле,
Страшен день, на безумье похожий,
Где же отдых блаженный в тепле,
Где же, ночь, твое тихое ложе?

«Все часы по-разному стучат…»

Все часы по-разному стучат;
Все миры по-разному кружатся.
Спит в любви неведомый разлад,
Чтоб влюбленным не соединяться;
Чтобы были мы отделены
Неприступной, страшною стеною
И, как узники, обречены:
Биться, биться в стенку головою.
И к другому узнику взывать
Задыхаясь, месяцы и годы,
Хоть пора смириться и понять:
Нерушимы каменные своды.

«От счастья стихов не пишут…»

От счастья стихов не пишут
И славы не ищут земной,
И сдавленной грудью не дышат
Предчувствием жизни иной.
Не плачут весной на рассвете,
Страстей покидая плен,
А спят, прикорнув, как дети,
У чьих-то спокойных колен.

«Глубокий обморок души…»

Глубокий обморок души:
Недели скуки, мертвой лени.
Подернут дымкой, мир лежит,
Бесшумные проходят тени.
И засыпаешь наяву,
На вялые роняя руки
Свою усталую главу.
Ни гнева, ни любви, ни муки.
И только иногда, во сне,
Мечта о небывалой жизни, —
О дальней, дальней стороне,
О незаслуженной отчизне.

«Лишь нежность, смешанная с болью…»

Лишь нежность, смешанная с болью,
С боязнью — это все пройдет,
Как тень телег по чернополью,
Как первых поцелуев мед —
Нам от рождения знакома,
До распыленья суждена;
В узор дорог, в убранство дома
Непоправимо вплетена.
И только там — за далью новой,
Где злой терновник не цветет,
Сотрется с радостного слова
Земной непрочности налет.

В поезде

Только дальние огни мерцают
У подножья посиневших гор,
И, меняясь, быстро исчезает
Их несложный, их живой узор.
Вот леса навек закрыли;
Вырван с корнем этой жизни хмель.
И стучится в ухо четкий молот,
Заглушая слабую свирель.
На коленях неподвижны пальцы.
Тряский поезд беспощадно скор.
Рядом — те же вечные скитальцы,
Тот же неутешный разговор, —
О путях неведомых и душных,
О колесах, уносящих в муть,
О колесах мерных и послушных,
Что тебя раздавят где-нибудь.

«В эти октябрьские, рыжие дни…»

В эти октябрьские, рыжие дни
В поле холодное выйдем одни.
В поле холодное, словно тогда —
В те ненавистные сердцу года.
Снова за кладбищем стынет закат —
Красный, раскинутый по небу плат;
Те же могилы и те же кресты,
Тот же навеки отвергнутый ты.
Думаешь, можно назад повернуть?
Вновь оглянуться на пройденный путь?
Вместе считать неживые года?
Нет! Не хочу! Никогда, никогда!

«Давно вступил неумолимый разум…»

Давно вступил неумолимый разум
В свои неоспоримые права.
Молчат уста, грудь не волнуют сразу
Влюбленного смирения слова.
Не любопытство — горькое вниманье,
В себя ушедший, и надолго, взгляд…
О, пестрые смешные одеянья!
О, юности неряшливый наряд!
Как все проходит, как непостижимо
Меняется, уносится, и вот
Уж вы идете равнодушно мимо,
Ища иной, незыблемый оплот.
Спокоен шаг, уже неторопливый,
Легко в руке покоится рука,
И скорбный час вечернего отлива,
Скользит, скользит, как в небе облака.

«Ни за кого ты не положишь душу…»

Ни за кого ты не положишь душу,
Не выплачешь великолепных глаз,
Не поседеешь. За блаженства час
Свое благополучье не разрушишь.
Размеренно привыкшая дышать,
Ты, словно спелая для жатвы нива,
Что в летний день раскинулась лениво
И под серпом не хочет умирать.
Восторг и муки, все, что мир тревожит,
Твой дух не тронут, не взволнуют плоть.
Скажи, как жар и жажду побороть,
Чтоб на тебя мне сделаться похожей?

Панчево

Пустая улица легла
Геометрической прямою.
По ней течет ночная мгла
Неторопливою рекою.
В домах же комнаты тесны,
В домах же пышные перины
И задохнувшиеся сны
У ног усталости звериной;
И скука многих сотен лет
Привычная, почти родная,
Как тараканы, как обед,
Как эта яблонька худая.

«Дымки молочные над Савой…»

Дымки молочные над Саввой
Во мгле предутренней дрожат.
Зари земной, зари кровавой,
Всегда похожей на закат,
За призрачными островами
Еще глазам не отыскать.
Качает мерными толчками
Река баржу, как люльку мать.
Затягивают небо тучи,
Сжимает горло злая страсть…
С какой колеблющейся кручи
Придется снова нам упасть?

«Над рекою поднялся туман…»

Над рекою поднялся туман.
Холодком потянуло с реки.
Эта сырость прибрежных полян
И тускнеющие огоньки,
И унылый речной пароход,
Никогда не видавший морей….
Не неделю, не месяц, не год,
— О, как много несчитанных дней! —
То причаливать, то отплывать,
Замирающий слыша гудок,
И по улицам пыльным шагать,
Горьковатый вдыхая дымок,
И, вернувшись за полночь домой,
Видеть снова под утро, во сне,
Улетающий флаг за кормой
И закатное небо в огне.

«Здесь все уныло и убого…»

Здесь все уныло и убого:
В полях забытые стога,
К реке бегущие полого,
Наскучившие берега.
В саду подсолнухи сухие,
В саду — сожженная трава,
И песни юности глухие,
— Лишь мне понятные слова.
Уже давно в тоске безвольной
Час расставанья я звала,
А все же оторваться больно
От трав, что выжжены дотла.

«Мне этой жизни слишком мало!..»

Мне этой жизни слишком мало! —
Лишь раз родиться, раз любить,
На миг откинуть покрывало:
Взглянуть, вздохнуть и опочить;

Еще от автора Екатерина Леонидовна Таубер
Верность

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне.


Нездешний дом

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне.


Плечо с плечом

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне.


Рекомендуем почитать
Все запутано

Дрю Эванс — победитель. Красивый и самоуверенный, он заключает многомиллионные сделки и соблазняет самых красивых женщин Нью-Йорка одной лишь улыбкой. У него есть верные друзья и довольно сносные родственники. Так почему же в течение семи дней он прячется в своей квартире, чувствуя себя несчастным и подавленным?Он скажет, что болен гриппом.Но мы-то знаем, что это не правда.Кэтрин Брукс умна, красива и амбициозна. Она не позволит ничему — и никому — сбить её с пути к успеху. Когда Кэйт получает должность нового партнёра в инвестиционной компании отца Дрю, во всех аспектах жизни лихого плейбоя начинается хаос.


Сборник морских баек

Впервые в отечественной юмористической литературе издается сборник баек, объединенных одним замыслом: показать, что такое народное творчество и что «море», «флот» и «юмор» — понятия взаимосвязанные и неразрывные. Эта книга порадует читателя редкой подборкой занимательных флотских баек из жизни бывалых моряков.


Чунь-тао

В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.


Послание в бутылке

Николас Спаркс.Писатель, которого называют королем романтической прозы.Писатель, чьи книги переведены на 30 языков и издаются многомиллионными тиражами.«Послание в бутылке» – роман, который лег в основу великолепного голливудского фильма со знаменитыми актерами Кевином Костнером, Полом Ньюменом, Робби Колтрейном и Робин Райт Пенн в главных ролях!