Одиночество - [4]

Коснись земли, сухой, нагретой,

Пронизанной дыханьем света

Рукой слабеющей твоей.

В ней все, что будет, все, что было.

В ней спят неведомые силы,

Сплетенья нежные корней.

Она покоится в сияньи.

Склонись же, пей ее дыханье —

Источник чистый и живой.

И слушай, как звенят цикады

В траве запущенного сада

Под жгучей неба синевой.

«Как я люблю мою свободу…»

Как я люблю мою свободу,

В обед — веселое вино

И зов томящий парохода,

И в розах вьющихся окно.

Любви нетрудной и не горькой

Бегут мгновенья. А душа,

К себе присматриваясь зорко,

Живет не плача, не спеша,

Весь мир смеющийся вмещая,

Все краски пламенного дня,

Следя, как море поглощает

Лучи небесного огня.

«Подумать только — лишь неделю…»

Подумать только — лишь неделю

Тому назад, в ином краю,

Кружились чайки и летели

Вослед большому кораблю,

Что отбыл в Африку. И пары

Влюбленные, как мы с тобой,

Мечтали о песках Сахары,

Встречая бешеный прибой,

И осторожно целовались.

И, как сообщники, тогда

Мы снисходительно смеялись

И отворачивались… Да,

То были дни такой свободы

И странной легкости такой,

Как будто кто-то злые годы

Вдруг стер безумною рукой

И нам сказал: — Их нет в помине

И не было! Лишь корабли

От века плыли, как и ныне,

К земле желанной от земли.

«Цвел южный сад под южными звездами…»

Цвел южный сад под южными звездами,

Где каждый камень сердцу был сродни.

Как пастухи с веселыми стадами,

Безоблачные проходили дни.

Размеренное колыханье сосен,

Свободной чайки царственный полет.

Как незаметно приближалась осень,

Как сладок был земного счастья мед!

Ты помнишь ли, под солнцем благосклонным,

Полуденные, пламенные сны?

Земля дышала воздухом влюбленным

И были труд и страсть озарены

Сиянием высоким, богоданным,

Немеркнущим ни в злобе ни в ночи,

Пока в нас пели молодо и пьяно

Подземные, горячие ключи.

«Одна любовь сменяется другою…»

Одна любовь сменяется другою,

Такою же случайной и земной, —

Пребуду ли последней, роковою

Иль суждено мне только быть второй

В твоей судьбе? И вслед за грозным шквалом,

Нас выбросившим к этим берегам,

Все будет так, как и у всех бывало?

И обновленья не дождаться нам,

И подвига не совершить? Ужели

Те силы, что живили и росли,

Изменят нам у долгожданной цели,

У этой солнечной земли?

«Незримое присутствие твое…»

Незримое присутствие твое

Почти призыв, почти прикосновенье.

Ты мне даришь двойное бытие,

В привычных снах внезапное волненье.

То душный вихрь настигнет, налетит,

И страстные встают воспоминанья,

То вновь вокруг все та же жизнь шумит,

Где нет тебе ни места, ни названья,

Где я одна печальный груз влачу

Обид и дум доныне неизжитых,

В себе замкнувшись плачу и молчу,

И медлю у дверей раскрытых.

«Над сердцем, над комочком снега…»

Над сердцем, над комочком снега,

Опять склоняется весна,

Блаженной слабостью и негой,

Как облаком, окружена.

И запах вянущих фиалок

Летит в просторы площадей,

Кружатся стаи звонких галок,

Поют кресты монастырей.

А там, — на ослике мохнатом,

Лишь детям зримый и цветам, —

Вступает Он… И ткань заката,

Как риза, падает к ногам.

И мальчик тянется погладить

Седого ослика слегка,

И молятся, столпившись сзади,

Сияющие облака.

IV

«Когда свежа ночная мгла…»

Когда свежа ночная мгла,

Когда предметы тускло-белы

И света лунного игла

Земли пронизывает тело,

И море черное лежит

Все в фосфорическом сияньи.

Мне кто-то на ухо твердит:

— «Спеши на первое свиданье

И, жди среди пустынных скал,

Под неба матовым опалом,

Чтоб свет Отцовский воссиял

Над темным Матери началом».

«Я тебя никогда не встречала…»

Я тебя никогда не встречала,

Я не знаю — ты был или есть;

Знаю только: сдвигаешь ты скалы,

Мысли тайные можешь прочесть.

За меня, за мое воскресенье

Ты положишь и душу и плоть.

Знаю, любишь меня, как мученье,

Что святым посылает Господь.

Мой последний оплот и ограда,

Рвусь к тебе, врачевателю ран.

Бесноватую Иродиаду

Ты один исцелишь, Иоанн.

Валерию Брюсову («Тисненый черный переплет…»)

Тисненый черный переплет,

Как снег, прохладные страницы:

Откроешь, — медленно плывет

Стихов застывших вереница.

О, холод сладострастных строк,

Незабываемый вовеки!

О, страшный прошлого урок!

О, мертвые моря и реки!

Закрою пальцами лицо,

А книги закопаю в землю.

Уйди, уйди! Твое кольцо,

Твое наследье не приемлю.

И слова радостного «брат»

Тебе не вымолвлю при встрече.

Мне руки жжет бесовский клад,

Пред гробом вспыхнувшие свечи.

Вернись в великолепный склеп,

Забытый Богом и святыми.

Пусть сад мой мал, пусть взгляд мой слеп,

Но я живу, но я с живыми.

«Нет ничего страшней мечты…»

Нет ничего страшней мечты.

Мечтатели владеют миром.

Мечтатели и я, и ты

Опьянены вином эфира.

Все, все возможно! Нет преград

Для просыпающейся воли

И те, кто верят и хотят,

Земную переменят долю.

В последний час, из этой тьмы

Не наше ли взовьется пламя?

Но пусть владеем миром мы, —

Мечты, мечты владеют нами.

«Медлительный припоминаю сон…»

Медлительный припоминаю сон,

Отодвигая хладные покровы,

И над собой неведомый закон

Рожденья пламенного слова

Сквозь долгое земное забытье.

И вот — простор возникнувшего мира,

Где все совсем чужое, не твое,

Где для тебя закрыты двери пира,

Где ничего отныне не поймешь.

Лишь с плачем вспомнишь: что-то в сердце билось

И грудь прожгло, как раскаленный нож,

И отлетело, отделилось,

Оставив в теле: слабость, жажду, дрожь…

О, ледяное утро пробужденья,