Дождь не прекращался первые двое суток, начиная с выхода из Саутгэмптона. Но когда «Куин Элизабет» вошла в теплые воды, море постепенно успокоилось и погода улучшилась.
Судно совершало последний в этом году большой пассажирский круиз на запад. Через несколько месяцев ему предстояло выйти в обратном направлении из Майами.
Доктор Квентин Литтл, сидевший в углу бара на палубе первого класса, не заметил перемены погоды. С тех пор, как судно вышло из Англии, он еще ни разу не поел. Он пил водку: рюмку за рюмкой.
— Официант, — позвал он, указывая на пустую рюмку.
— Сейчас, сэр.
Литтл уставился на циферблат своих наручных часов. Через несколько секунд его затуманенное водкой сознание уловило смысл положения стрелок. Он вынул шариковую ручку и произвел быстрый подсчет на смятой бумажной салфетке.
У него оставался семьдесят один час жизни.
Официант остановился возле стойки бара. К нему подошла темноволосая девушка. Обменявшись с ним парой слов, она взяла с подноса рюмку водки и направилась к столику Литтла.
Девушку звали Анна Бладен. У нее было очаровательное лицо, горевшее энтузиазмом молодости, и фигура гимнастки или балерины. Но, несмотря на ее непосредственность и привлекательный вид, эта двадцатилетняя американка успела уже порядком надоесть Литтлу. Он не хотел ни с кем разговаривать, да и не нуждался в этом. Пределом его желаний был столик в баре, избранный круг знакомств ограничивался очередной рюмкой водки и койкой в каюте.
— Доктор Литтл, мы уже пересекли сороковую параллель, — сообщила Анна. — Погода улучшилась. Давайте выйдем на солнышко и поговорим. Выпивку разрешено брать с собой.
— Я не хочу на палубу, и, откровенно говоря, не хочу ни с кем беседовать.
Литтл потянулся к рюмке, но девушка придвинула ее к себе.
— Доктор, вы же не хотите выглядеть, как мухомор, когда мы приедем в Майами! Там все загорают круглый год. Они могут принять вас за агента службы безопасности.
— Анна, уходите, прошу вас. Мучайте кого-нибудь другого.
— Да вы оглянитесь вокруг! Все ходят парами, разговаривают парами. Вы и я — единственные одинокие люди в баре, если не на всем теплоходе. Нам ничего не остается делать, как мучить друг друга.
Литтл со вздохом поднялся из-за стола.
— Интересно, когда же американцы научатся хорошим манерам? — спросил он.
— Надеюсь, никогда, — Анна взяла со стола салфетку, на которой Литтл подсчитал оставшиеся ему часы жизни. — Думаю, вам не следует оставлять на столе записок с секретными формулами.
— Не с формулами, а с формулой, — поправил Литтл. — В моей профессии больше нет секретов. Все дело в деньгах.
— Серьезно?
— Серьезней некуда. Дайте эскимосам достаточно денег, снабдите их соответствующими пособиями и разработками, и через несколько месяцев они взорвут собственную ядерную бомбу. Наша помощь им не понадобится.
Нахмурившись, девушка взглянула на салфетку.
— Что должно произойти через семьдесят один час? — спросила она.
— Так, простые каракули, — устало сказал Литтл.
Он замигал, как сова, оказавшись на залитой солнцем палубе. Казалось, атмосферное давление внезапно изменилось, и ему стоило большого труда сохранить равновесие. Анна повела его к ближайшему соломенному креслу и покачала головой.
— Вы в фантастически плохой форме, доктор. Никакие аргументы в пользу целебных качеств водки вам не помогут.
— Я уже говорил вам о своем глубоком отвращении к физическим упражнениям. У меня от свежего воздуха голова кружится.
Литтл надел темные очки, висевшие на цепочке у него на шее. Ослепительно голубое небо больше не резало ему глаза.
— Вы не забыли мою выпивку?
Девушка протянула ему рюмку, и он умудрился осушить ее, не пролив ни капли. Солнце приятно согревало его, неумолимый ход минут, казалось, остановился.
Анна блаженно вытянулась в соседнем шезлонге, повернула лицо к солнцу и закрыла глаза. Сообразуясь с внезапной переменой погоды, она носила белую блузку-безрукавку и очень короткие облегающие шорты. Между шортами и блузкой виднелась узкая полоска загорелой кожи. Литтл внезапно ощутил острое желание положить ладонь на этот юный упругий живот. Он уже забыл, когда у него в последний раз возникали подобные импульсы.
Она открыла глаза и улыбнулась.
— Ну что, поговорим?
— О чем?
— Я не очень-то сильна в арифметике, но все же догадалась. До нашего прибытия в Майами остается как раз семьдесят один час, — Анна повернулась боком, почти прижавшись к Литтлу. — А вы знаете, иногда ваша британская молчаливость выглядит довольно нелепо. Разве вы не слыхали о докторе Фрейде? Стоит выговориться — и сразу станет легче. Конечно, я могу показаться настойчивой…
— Это еще мягко сказано.
— Квентин, ведь наша встреча не случайна. Я знаю, вы не верите в астрологию.
— О Господи!
— Ну конечно: такой крупный ученый! Все вы не верите в то, чего нельзя разглядеть под микроскопом. Когда я училась в высшей школе, то так и не смогла разобраться с этой штуковиной. Никак на резкость не наводилось. Между прочим, если бы не я, вы бы за всю поездку произнесли не более двух слов, и знаете, каких? «Еще рюмку», вот каких.
— «Еще рюмку, пожалуйста». Целых три слова.
— А вы хоть раз задавались вопросом, почему я поехала на этой посудине? Все лондонские гороскопы говорили, что Близнецам в ближайшие две недели следует воздержаться от воздушных путешествий, вот почему.
