«Вот и еще один день оказался напрасной тратой макияжа», – подумала я, разглядывая унылую девицу с кислой физиономией, которая таращила на меня из зеркала разнесчастные глаза, обведенные черным контуром по всем правилам. Девица взмахнула нагуталиненными ресницами и скривила губы, явно собираясь удариться в рев. Только этого не хватало, потекший макияж – вот достойное завершение на редкость отвратительного дня. А ведь с утра казалось, что у меня началась-таки новая жизнь. Ага, с такой-то рожей… Держи карман шире…
Кто бы знал, как я ненавижу свои коричневые, торчащие каждый во что горазд волосы, которые невозможно уложить в нормальную прическу даже с помощью суперклея! А еще – свой маленький рост, из-за которого никто не воспринимает меня всерьез. И пухлые, как у младенца, щеки, такие, что каждый норовит снисходительно меня по ним потрепать. А ведь мне уже исполнилось двадцать пять! Все сроки для превращения гадкого утенка в прекрасного лебедя давно миновали.
Впрочем, зря я грешу на свою внешность, вовсе я не урод, многие даже находят меня привлекательной. Они называют меня «милашкой». Тьфу, даже вспоминать противно. Ну как можно почувствовать себя красивой, слыша подобное обращение?
Я хмуро глянула на свое отражение из-под густой, доходящей до самых бровей, челки. Наверное, пора избавиться от нее, ведь я ношу челку с первого класса, и все, разумеется, твердят, что это «очень мило». А мне осточертело быть милашкой, хочу быть модной и стильной! Я подхватила челку ладонью и плотно прижала ее к голове. Теперь из зеркала на меня глядело совершенно чужое существо, похожее на испуганного ежика, которого с неизвестной целью побрили наголо. «М-да… горбатого могила исправит», – вздохнула я, оставив в покое челку. Может, постричься? А что, сделаю модную стрижку, вставлю в уши большие серьги, такие круглые, как у цыганок… Тут я вспомнила, что у меня в ушах нет дырок, и запечалилась. Глупости это все. Единственное, что мне по-настоящему надо – так это подрасти сантиметров на десять, а еще лучше – на пятнадцать. Вот тогда все само собой придет в норму. Никто больше не посмеет потрепать меня по щеке и сказать, что я похожа на маленькую фею.
Мои зеленые глаза по-кошачьи сверкнули, и я сразу похорошела, отчего на душе стало немного легче. Глаза у меня и вправду ничего.
Чтобы умыться, я открыла кран, но не рассчитала, повернув ручку слишком сильно. Тугая струя брызнула на меня, мгновенно намочив белую шелковую блузку. Ну все одно к одному! И я раздраженно топнула ногой, обутой в домашнюю тапочку. А, ладно, блузку все равно надо постирать. Стянув мокрую тряпку с плеч, я швырнула ее в таз для белья и поежилась.
Холодно, однако! Зима в этом году на редкость морозная, и в квартире, естественно, настоящий холодильник. Но тащиться в комнату за халатом было лень, и я решила побыстрее покончить с умыванием, стараясь не обращать внимания на покрывшиеся гусиной кожей плечи и руки. Умылась я быстро, водой и мылом, после чего с удовольствием вытерлась махровым полотенцем.
Конечно, я в курсе, что макияж следует снимать молочком, которое специально для этой цели предназначено, но, чтобы соблюдать правила, неплохо бы это молочко иметь. А чтобы его иметь, нужны деньги. Цепочка замкнулась. Денег у меня не было. Они могли бы появиться, если бы я не сваляла сегодня такого дурака. Снова вспомнив о неудаче, я едва не разревелась. Нет, не буду травить себе душу. Моя подруга Наташка говорит, что с бедой нужно ночь переспать. Вот и подумаю обо всем завтра с утра. Хотя тоже не лучший выход – как-никак завтра праздник, Рождество.
Закончив с водными процедурами, я поплелась в комнату, котора служила для меня и спальней, и гостиной, и всем остальным по мере надобности, так как присутствовала в моей квартире в единственном экземпляре. Кроме нее, имелись только прихожая, совмещенный санузел и кухня размером со спичечный коробок. Невелико богатство, но я радовалась и такой жилплощади. Главное, что она была отдельной, то есть свободной от соседей и родителей. Последних у меня был некомплект – имелись только папа и бабушка, мама умерла, когда мне только исполнилось шесть лет. Отец так никогда больше и не женился, вместе с бабулей они «ставили меня на ноги», причем с таким усердием, что я, как только представилась возможность, сбежала из-под их опеки, пытаясь начать самостоятельную жизнь. Правда, оказалось, что она, самостоятельная жизнь то есть, не так уж проста, но гордость не позволяла мне послать родным сигнал SOS. По крайней мере – пока, хотя сейчас такая мысль уже не казалась мне очень уж нелепой.
Выбрав на полке кассету с любимым фильмом, я вставила ее в видеоплеер и забралась с ногами в потрепанное кресло, продолжая вертеть в руках картонную коробочку. Как обычно, звуки веселой, задорной песенки из старого фильма «Девчата» вызвали на моем лице улыбку. Я его видела, наверное, раз двести, но мне не надоедало смотреть вновь и вновь. Может быть, потому, что Тося Кислицына – просто вылитая я, только образца шестидесятых. Как она ловко прибрала к рукам этого дуболома, то есть лесоруба! Жаль, что у меня так никогда не получится, хоть в тайгу меня отправляй, хоть на Гавайи. Наверное, я совсем несовременная, потому что мечтаю не о деньгах, нарядах и виллах, а о настоящей любви, от которой дрожат колени и дух захватывает, о семье, которая была у нас, пока с мамой не случилось несчастье. О такой семье, где родители любят друг друга и своих детей, а не шарятся по углам с сомнительными любовниками и любовницами, соревнуясь друг с другом в том, кто кому наставит рога быстрее и ветвистее. Меня тошнило от модного нынче слова «секс», потому что то, что оно обозначает, напрочь затмило мозги окружающим, прочно позабывшим о человеческих чувствах, которые они заменили «простыми движеньями». Что-то я начала рассуждать, как замшелая бабулька на лавочке… Я одернула себя и постаралась отвлечься от дидактических мыслей, уставившись в экран телевизора.
