Встретили меня по одёжке.
Проводили – тоже плохо…
Я стою при входе в зал игровых автоматов, в тени подъездного козырька. Я стою и рассматриваю фасад старой хрущевской пятиэтажки, выстроенной, как абсолютное большинство домов в этом микрорайоне, тридцать с лишним лет назад. Я рассматриваю данный фасад чрезвычайно внимательно и увлеченно. Увлеченностью этой я обязан одному недавно сделанному спонтанному умозаключению: почему, собственно, изучая со стороны этот ободранный, малопригодный для жизни курятник, я называю его старым? Ему, если вдуматься, столько же лет, сколько и мне, он, возможно, даже на пару лет младше меня, что, по сути, ничего не меняет в сложившихся обстоятельствах
Мы, можно сказать, ровесники. И это страшно само по себе…
Несмотря на цветущую весеннюю яблоню, раскинувшую свою кипенно-белую крону на уровне второго этажа, и на покрашенную на днях миниатюрную ограду у подъезда, общий вид облупившихся балконов, обшарпанных стен и покосившихся входных дверей производит на меня тягостно-удручающее впечатление. Хочется схватиться за лицо и, отыскав где-нибудь поблизости зеркало, тщательно и беспристрастно рассмотреть в нем свое отражение. Все ли нормально? Все ли у меня хорошо? Не расходятся ли в углах моих глаз глубокие старческие морщины, словно страшные, потемневшие от влаги трещины за угловыми межпанельными швами; не потрескалась ли моя слегка обветренная кожа, как грязно-желтая штукатурка вдоль всего фасада, и не почернели ли мои зубы, как почернели оконные карнизы по всему зданию, исключая те места, где внезапно разбогатевшие хозяева поставили модные и практичные стеклопакеты?
Одной из веских причин, заставивших меня бросить пить, была явственно наметившаяся деградация моей внешности. Не то чтобы я страдал нарциссизмом, но – видит бог – нельзя верить тем мужикам, которые говорят, что внешний вид – это не главное для мужчины (особенно в юном возрасте). Заметив, что в более-менее серьезных местах меня стали встречать – и по одежде, и по внешности, – прямо скажем, с прохладцей, да и провожать, как в том анекдоте, “тоже плохо”, я медленно, но верно уразумел: надо бросать; надо завязывать тройным морским узлом и становиться на путь исправления, путь заведомо трудный, но истинный.
Внешний вид и истинный путь в жизни каждого человека – вещи очень важные и значимые, но кроме них есть еще упомянутые мной выше сложившиеся обстоятельства. Мои сложившиеся обстоятельства таковы: отсутствие высшего образования, три разрушенных брака за плечами и хреновая, приобретенная совсем недавно, работа в частном охранном предприятии.
Я стою неподалеку от метро “Кузьминки” на посту № 1, как я уже говорил, в тени козырька при входе в зал игровых автоматов – и вдыхаю весенний запах, издаваемый мелкими белыми цветами распустившейся рядом с витриной соседнего магазина удушливой кашки. Аромат ее повсеместен, вездесущ и странно притягателен. Так обычно благоухает, если мне не изменяет память, женская промежность во время месячных – наскоро и плохо промытая и спрыснутая для блезиру дешевым китайским дезодорантом.
Так, должно быть, пахнет вся моя прошлая непутевая жизнь.
Пост № 1 огромен. На его территории расположен ряд торговых палаток и магазинов, накрытый грязным стеклянным плафоном выход из метро, четыре или пять автобусных остановок и прилегающая к ним стоянка такси. Я работаю вместе с напарником. Внешне он напоминает Винни-Пуха: толстый, глупый, неуклюжий. Стопроцентный люмпен. Раньше таких ребят можно было встретить на фабриках и заводах, куда они автоматически попадали, закончив профильные ПТУ и техникумы. Теперь фабрики сильно изменились и работают на них преимущественно приезжие с окраин распавшегося СССР; на заводах почти та же картина, как, впрочем, и на всех оставшихся после распада государственных и коммерческих предприятиях. Возникает закономерный вопрос: куда податься бедному пэтэушнику? Не на стройку же, в самом деле, где и в советские-то времена работала одна лимита да алкоголики. Остались только две более-менее достойные социальные ниши: торговля и охрана. Причем торговля уже больше чем наполовину заполнена теми же приезжими. Трудиться там тяжело и муторно, тем более, хозяева торговых точек и магазинов, как правило, злостно нарушают трудовое законодательство, что совершенно неприемлемо для коренных (или считающих себя таковыми) жителей столицы. В охране же, несмотря на вопиющие нарушения того же законодательства, по мнению многих москвичей, работать все-таки худо-бедно можно. Особенно любящим выпить мужикам среднего возраста, отслужившим в армии и не склонным к освоению “новых и нужных” профессий, таких как программист, менеджер, бухгалтер, юрист и так далее.
Таким любящим выпить молодым мужиком и был мой напарник Сережа Роскошный (по его словам – отец “из подмосковных казаков”). Правда, в армии он не служил и на работу в охрану был взят в порядке исключения, по протекции своего дальнего родственника, помогавшего время от времени проворачивать какие-то темные финансовые махинации высшему руководству нашего подозрительного – во всех отношениях – предприятия.