Рисунки Г. Филипповского
Один в гудящем корабле, в лабиринте бесчисленных отсеков, подобных пчелиным сотам, Роберт Мэрдок ждал смерти. Пока ракета неотвратимо двигалась к Земле, — словно гигантская серебряная игла, прошивающая черный бархат космоса, он отсчитывал свои последние часы, зная, что надежды нет.
Мэрдок возвращался домой после двадцати лет странствий в космосе.
Домой. К Земле. В Тейер — небольшой городок в штате Канзас. Чистый воздух, тенистая улица и белый двухэтажный дом в конце квартала. Домой после двух десятков лет, промелькнувших среди звезд.
Ракета вспарывала тишину космоса, ее атомные двигатели, как огромное сердце, пульсировали где-то внизу, а Роберт Мэрдок неподвижно сидел у круглого иллюминатора, видя и не видя бездонную черноту, окружавшую его.
Мэрдок вспоминал.
Тревожные глаза матери, когда она неслышно молилась за него, потом обняла и долго-долго не отпускала, перед тем как он поднялся на борт корабля. Обветренное лицо отца — высокого мужчины, и как тот, прощаясь, до боли стиснул ему руку.
Он силился и не мог представить их старыми и седыми: отца, который ходит с палкой, и мать, придавленную грузом прожитых лет.
А он сам?
Ему сорок один, и космос истощил его так же, как степи Канзаса истощили его отца. И он боролся с бурями, работая вне Земли, с жуткими, чужими бурями, похуже тех, что ему приходилось переносить на своей планете. И он трудился на равнинах под жгучими звездами, которые были намного ярче родного Солнца. У него было угловатое, суровое лицо с глазами, глубоко спрятанными под резко выступающими надбровьями.
Роберт Мэрдок вытащил из кармана стереоснимки родителей. Добрые, улыбающиеся, ждущие лица… Осторожно развернул он последнее письмо матери. Она упрямо не желала посылать магнитные ленты: жаловалась, что не узнает свой голос в записи и ей очень трудно вслух выражать мысли перед металлическим зевом холодного и равнодушного аппарата. Она пользовалась только старомодной ручкой, медленно выводя слова уже почти архаичным шрифтом. Последнее письмо он получил перед самым отлетом на Землю. Она писала:
«Дорогой мой!
Мы так волнуемся! Вместе с отцом мы несколько раз прослушали твой голос. Ты сообщаешь, что возвращаешься, наконец, домой к нам, и мы оба благодарим бога, что ты невредим. Ох, как мы хотим видеть тебя, сыночек! Ты знаешь, мы не очень себя хорошо чувствовали последнее время. Сердце у отца такое, что выходить надолго из дому ему теперь уже нельзя. А тут еще он переволновался, получив известие о твоем возвращении. Да и у меня здоровье не блестящее, опять сильно кружилась голова на прошлой неделе. Но серьезного ничего нет (и ты, пожалуйста, не волнуйся), потому что доктор Том говорит, что я еще довольно сильная и эти приступы пройдут. Я стараюсь как можно больше отдыхать, чтобы чувствовать себя совсем хорошо, когда ты прилетишь. Последи, Боб, чтобы ничего не случилось. Мы молим бога, чтобы ты вернулся здоровым и невредимым. Думы о тебе все время наполняют наши сердца. Наша жизнь снова приобрела смысл. Приезжай скорее, Боб, скорее!
Любящая тебя мама».
Роберт Мэрдок отложил письмо и сжал кулаки. Ему оставалось несколько часов, а до Земли еще несколько дней! Тейер бесконечно далек; ему не добраться живым.
И снова, уже в который раз, ему показалось, что чей-то голос прошептал последние строки древнего стихотворения Роберта Фроста:
Но много миль еще пройти
И обещания сдержать мне нужно,
Прежде чем засну в пути.
Он обещал вернуться домой и сдержит слово. Вопреки самой смерти он возвратится на Землю.
— Не может быть и речи! — говорили ему врачи. — Вам не добраться до Земли. Вы умрете.
Потом они ему все показали. Они рассчитали его смерть с точностью до секунды; ему сообщили, когда именно прекратит биться его сердце и когда остановится дыхание. Болезнь эта, привезенная из чужого мира, была неизлечима. Для Роберта Мэрдока смерть была определенностью.
Тем не менее, заявил он врачам, он отправляется на Землю. И с его планом согласились.
Сейчас, когда ему оставалось меньше тридцати минут жизни, Мэрдок шел по одному из длинных коридоров корабля, отстукивая секунды каблуками по металлическому полу.
Он готов сдержать свое обещание.
Остановившись перед стенным шкафом, он повернул небольшую ручку. Дверца отъехала в сторону. Мэрдок поднял глаза на высокого мужчину, неподвижно стоявшего в темной глубине. Он протянул руку и быстро что-то переключил. Высокий мужчина заговорил:
— Уже пора?
— Да, — ответил Роберт Мэрдок. — Пора.
Высокий мужчина легко ступил в коридор; луч света обрисовал его глубоко запавшие глаза, почти скрытые нависшими надбровьями. Лицо его было суровым и угловатым.
— Вот видишь, — неожиданно улыбнулся он, — я действительно совершенен.
— Ты прав, — сказал Мэрдок. Иначе, подумал он, и не может быть, в совершенстве весь смысл. Не должно быть ни единого изъяна, даже малейшего.
— Меня зовут Роберт Мэрдок, — сказал высокий мужчина в аккуратной космической форме. — Мне сорок один год, и я в полном уме и здравии. Я пробыл в космосе двадцать лет и теперь возвращаюсь домой.
Скупая торжествующая усмешка пробежала по усталому лицу Мэрдока.