Жан Мерло никогда не верил в сверхъестественное. Вот в женщин верил, а в сверхъестественное – нет. Не верил он и в силу денег. Особенно здесь, на мертвом шоссе Бо-Роуз, проходящем сквозь булькающие гнилостные болота, с растущими прямо из них дефективными лиственными деревьями, в кронах которых птицы вили гнезда. Было жарко и душно, но на небе снова собирались кучевые облака. Все это лето вообще было каким-то душным и дождливым. Вернее, не дождливым, а, скорее, просто мокрым, потому что дожди никогда не были слишком долгими. В городах их даже не замечали, но здесь… Здесь не было небоскребов. Не было асфальта под колесами авто… Нет, когда-то он, конечно, был, но сейчас остались лишь жалкие ошметки, словно кочки на болотах, по которым можно идти. «Хуже быть не может», – подумал Жан Мерло, а через пару минут, за поворотом, дорога вообще закончилась, превратившись в болото. Природа отъедала у цивилизации то, что было украдено.
У бригады ремонтников был обеденный перерыв. Старик-калека с имплантированными изношенными конечностями раздавал еду. Его механизмы скрипели, а когда он нес груз, то упирался о землю руками. Жан Мерло вышел из машины и спросил у ремонтников, как проехать к Дрю-Бер. Они долго смеялись, отпуская непонятные для Мерло колкости и шутки, потом указали на развилку за разлившимся болотом.
– А другого пути нет? – спросил Мерло.
Рабочие снова о чем-то пошутили и пообещали, что закончат восстанавливать дорогу к вечеру.
– Сделаем нейронную рекламу, – сказал самый грязный из них.
Мерло курил, наблюдая за их работой – неспешная, нудная, примитивная, словно из мира технологий и света попавшая в прошлое. Причем нейронный модулятор установили раньше, чем закончили дорогу. Сексапильная блондинка с пышным бюстом в униформе официантки вспыхнула над грязной глиняной обочиной, предлагая пообедать в какой-то местной забегаловке. Она улыбалась, шла по воздуху, держа в руках поднос с едой, и обещала отдых, уважение и качество обедов. Картинка была нечеткой и какой-то недоработанной. Мерло проверил оставшийся в батареях его машины заряд и включил нейронную модуляцию субэкваториального климата. Салон машины вспыхнул, расцвел зеленью, зазвенели птичьи трели, появились запахи свежести, леса. Да, вот это именно то, чего не хватало Мерло. Пять минут нейронной релаксации – и все придет в норму. Автомобильное кресло – и то превратилось в плетеный шезлонг.
Дрю-Бер. Город был маленьким и грязным, таким же, как и дорога сюда. После десяти лет жизни в мегаполисе Мерло казалось, что он попал в свой персональный ад. Вернее, не попал – вернулся. Конечно же, никто не вышел его встречать. В местной газете к возвращению знаменитости отнеслись холодно, почти недружелюбно. Редактор по имени Фил Берг показал ему рабочий стол, в ящиках которого лежали лекарства старика-журналиста, уволенного за день до приезда Мерло.
Дом покойных родителей пустовал больше трех лет, и, когда Мерло вечером открыл дверь, его встретили паутины и сырость. И никаких тебе нейронных ванн, которыми каждый день он пользовался в большом городе, никаких восстанавливающих физические силы растворов. Лишь старые сбоящие нейронные генераторы рекламы на узких убогих улицах. А спальня… О! Спальня напоминала Мерло о детстве. Не самом хорошем, если быть точным. Особенно кровать. Он бросил чемодан на пол и лег. Закрыл глаза. Огромный паук спустился на паутине с потолка и завис над его лицом. Какое-то время Мерло не замечал его, затем вскрикнул, вскочил с кровати.
Он выбежал из дома и закрылся в своей машине. Плевать на заряд аккумуляторов! Плевать на все! Мерло включил нейронный модулятор. Ему нужен большой город. Ему нужны шум и суета. Такой вот в эту ночь будет его релаксация. И никаких субэкваториальных лесов. Только большой бурлящий жизнью город.
Аккумулятор сдох ранним утром, и на работу Мерло шел пешком. Чем вообще занимаются журналисты в этом богом забытом месте? Жирные мухи сонно летали в редакции умирающей газеты. Мерло попытался заговорить с редактором о нейронных новостных выпусках, но тот лишь рассмеялся, отвел его в пропахшую краской типографию и показал старые станки. Пара верстальщиков курили, развалившись на задубевшем от времени кожаном диване. Горы пепельниц щерились вековым панцирем окурков. И так до обеда, а потом до ужина. Каждый день по будням.
– Закуривай, – сказал один из верстальщиков и протянул полупустую пачку.
Мерло отказался, честно признавшись, что пытается бросить. Верстальщики рассмеялись. Редактор – и тот рассмеялся, хотя сам не курил. Мерло показалось, что сейчас над ним смеется вся типография, даже девушка из бухгалтерии, которая когда-то училась с ним в одном классе – она сама сказала Мерло об этом, но он так и не смог вспомнить ее.
