Вне всякого сомнения, это был самый глупый поступок, который он когда-либо совершал. Он провел последние десять лет своей жизни, будучи дерзким, неосторожным и даже неблагоразумным. Но это была уже явная глупость. И теперь ему угрожала серьезная опасность приобрести себе брачные кандалы.
Он намеревался никогда не надевать их на себя, несмотря на тот факт, что имел титул виконта, и в один прекрасный день должен был стать маркизом, если переживет своего старого и немощного дядю, ожидалось, что он женится и произведет наследника. Теперь он больше не должен был волноваться о том, что не оправдает эти ожидания. Он был не просто в опасности. Он был на пути к алтарю, и это так же верно, как если бы предложение было уже сделано и принято.
Алистер Скотт, виконт Линдон, был приглашен в дом на побережье своим другом, Колином Уиллетом, по случаю восьмидесятого дня рождения бабушки Колина. Элмдон-Холл находился на расстоянии дня езды от Брайтона, и виконт не раз воображал их с Колином частые поездки в город. Так как на дворе стояло лето, было самое модное время для нахождения в Брайтоне. Он не совсем понимал, пока для этого не стало слишком поздно, что был приглашен на настоящий загородный прием, и что он будет вынужден остановиться в Элмдоне, чтобы принять участие в праздничных мероприятиях. Дом до самых стропил был заполнен членами и друзьями семьи.
Все это нисколько не походило на тот тип развлечений, который предпочитал виконт. Здесь было слишком много нежных юных созданий, явно подыскивающих себе мужа. Некоторые из них - с явным выражением отчаяния на лице, так как Сезон в Лондоне уже завершился, а они все еще были не замужем. Виконт Линдон не был заинтересован в нежных юных созданиях, поскольку не мог уложить их в постель, а за тридцать лет своей жизни он так и не нашел другого приятного применения женщине.
Именно чтобы уклониться от общества одной настойчивой мисс, которая отчетливо напоминала виконту лошадь, в первый же день в Элмдоне во время дневной верховой прогулки он присоединился к вдове леди Пламтри. А затем сопровождал ее на обед. А вечером стал ее партнером по игре в карты. И договорился с ней о любовном свидании ночью. Это было очень глупо. Хотя он и был немного знаком с этой леди еще с Лондона, и хотя было ясно, что она понимала правила игры и могла развлечь его во время того, что обещало быть довольно унылой неделей в деревне, все же, этот прием был не из тех, во время которых приветствовались affaires de cœur ( affaires de cœur (фр.) - делам сердечным).
Конечно, если бы все прошло гладко, был шанс, что он никогда бы не почувствовал угрызений совести и чувства вины из-за своего дурного поведения. Или из-за своей глупости. Но все пошло не так. «Третья дверь слева во внутреннем коридоре восточного крыла», - сказала ему леди Пламтри, чьи темные глаза изучающе разглядывали его из-под длинных ресниц во время приглашения. «Я буду там», - сказал он ей, устремляя на нее взгляд синих глаз.
Но позже, той же ночью, блуждая по незнакомым коридорам без свечи и без помощи лунного света, пробивающегося сквозь окна, ему уже было не совсем ясно, какой из коридоров является внутренним, а какой внешним. И следовало ли считать маленькую, напоминавшую по виду шкаф для посуды дверь слева, которая находилась всего в нескольких дюймах от начала коридора? Конечно, в тот момент он не испытывал этих сомнений, а ведь, возможно, это могло бы уберечь его от беды.
Какая пагубная глупость.
Леди Пламтри была маленькой и стройной, спокойной и элегантной. Фактически, она являлась воплощением респектабельности для любого, кто не знал, что она любит коллекционировать любовников так же, как другие леди коллекционировали веера или драгоценности. Нельзя было ожидать, что она будет вести себя, как обычная вульгарная куртизанка. Виконт лишь улыбнулся, когда, зайдя в ее комнату и беззвучно закрыв за собой дверь, обнаружил, что она тихо лежит в постели, делая вид, что спит. Новшества всегда приветствовались, особенно таким пресыщенным человеком, как он.
- Лора? – тихо позвал он.
Ответа не последовало. Сняв через голову свою рубашку, он вновь улыбнулся, стянул свои панталоны и чулки, и замер, обнаженный, возле кровати, разглядывая ее стройные формы и соблазнительные изгибы под одеялом. Ее светлые волосы разметались вокруг нее по подушке. Не то, чтобы он мог с особой ясностью видеть ее формы или цвет ее волос. Хотя занавески на окне были раздвинуты, ночь была очень темная.
Он медленно откинул одеяло и едва не рассмеялся. На ней была ночная рубашка весьма непорочного вида, укрывавшая ее от шеи до лодыжек. И она все еще притворялась спящей. Хотя она не была очень-то хорошей актрисой. Ее дыхание было слишком тихим, чтобы быть убедительным. Но вместе с тем было что-то очень соблазнительное в той невинности, которую она изображала, и в неподвижности ее тела. Эта женщина знала толк в том, как следует соблазнять. Он осторожно лег возле нее и натянул на них одеяло.
Он оперся на один локоть и посмотрел на нее. Она лежала на боку лицом к нему, ее разметавшиеся по подушке волосы закрывали ту часть ее лица, которая не была скрыта подушкой. Ему было жаль, что он не может видеть ее более ясно. Одним пальцем он отвел в сторону тяжелый локон, наклонил голову и прикоснулся губами к ее щеке. Теплой и нежной. Он вдохнул запах мыла. Умно. Он был более соблазнительным, чем запах духов.
