В городе К. тысяча восемьсот жителей, шесть улиц, три попа, семь кафан, один окружной начальник, два пенсионера, семнадцать вдов, три учителя, две учительницы, один председатель общины, два рынка, четыре политические партии и так далее.
Чтобы избежать упрека в том, что такое начало похоже на цитату из путеводителя или из учебника географии, лучше, пожалуй, сразу перейти к рассказу об одном странном происшествии, случившемся в городке К.
Дело в том, что сверх всего перечисленного, в К. есть еще и зверинец. Возвращался он с какой-то ярмарки, на которой ему не посчастливилось, да и заехал сюда на несколько дней. Правда, когда в город прибыл зверинец, писарь Пайя сказал: «Животных в нашем городе и без того хватает», – но почтенному словенцу, хозяину зверинца, необходимо было завернуть в К. просто потому, что ему не на что было продолжать путешествие.
Бакалейщик Савва дал ему в кредит немного досок и гвоздей, мыловар Ничка дал в долг бревна и мясо для животных; так у одного одно, у другого другое, и, смотришь, наш добрый словенец соорудил небольшой барак и на следующий день ранним утром ударил в бубен и пошел по городу, останавливаясь на каждом углу, чтоб произнести всем известную фразу: «Великолепная всемирная менажерия![1] Спешите увидеть то, чего вы никогда в жизни не видели!» – и так далее.
Между тем, если вы действительно посетите зверинец, в котором, кстати сказать, всего шесть животных, то хозяин прежде всего поведет вас к одной из вонючих клеток и начнет такого рода объяснения: «Медведь. Известен в науке под именем „Ursus belli-cosus“… Невиданное чудовище. До настоящего момента съел двух содержателей зверинцев. В прошлом году, будучи в Москве в другом зверинце, из которого я его купил, он разломал решетку, выскочил из клетки, съел хозяина зверинца, проглотил служителя, а затем скрылся в соседнем Булонском лесу… Три дня в Москве были заперты лавки, богатые жители убежали в соседний город Иркутск, а в Москве остался только генерал Гурко… Из Петрограда то и дело запрашивали по телеграфу: „Где находится медведь?“, „Что с генералом Гурко?“, „Где генерал Робикин?“, „Сюда дошли слухи, что проглочен генерал Бичаев…“ – и так далее.
Судя по внешнему виду, можно было предположить, что этот медведь, имевший дело со столькими русскими генералами, действительно бывал в Москве, но только не прошлым летом, а в 1812 году, вместе с Наполеоном I, во время его нашествия на Россию. Медведь был так ощипан, истощен и ободран, что напоминал мошенника, только что выпущенного из тюрьмы.
Слона лучше бы было вообще обойти стороной, так как он был настолько стар и жалок, что походил на самого обыкновенного нищего, который просит милостыню у церкви. Но, разумеется, и он имел свое латинское название и даже легенду, в которой говорилось, что на нем «члены английской экспедиции» отвозили «бухарского раджу» на костер. Вероятно, англичане охотно купили бы этого слона на память.
В соседней клетке сидела птица, представлявшая собой «новое открытие в науке» и потому не имевшая еще своего «популярного имени»; в науке она известна под именем «Socsocus dulicivitoperus». Эта птица знаменита тем, что своих птенцов «не высиживала на яйцах, а рожала, подобно другим животным». Но стоит зрителю внимательнее всмотреться в эту Socsocus dulicivitoperus, как он без труда замечал в ней поразительное сходство с нашей домашней уткой, у которой только хвост зачем-то окрашен в голубой цвет. Однако птица поражала зрителей не столько своим окрашенным хвостом, сколько тем, что «не высиживала детенышей на яйцах».
Кроме того, в зверинце имелись: выдра, лисица, которой специально подрезали уши, чтоб ее можно было назвать «шведской», и обезьяна, которая только и была похожа на настоящее животное и, словно сознавая это, с нескрываемым пренебрежением смотрела на всех остальных обитателей зверинца и даже на публику.
В качестве седьмого экспоната зверинца можно было бы считать и жену хозяина, худосочное существо в грязном парике, такое истощенное и прозрачное, что казалось, ее можно взять в руки и смять, как лист бумаги. Платье на ней выглядело так, как будто его общипывали Socsocus dulicivitoperus'bi, а волосы были в таком беспорядке, словно их набросали на голову вилами.
Она сидела в крошечной кассе, сооруженной из занавесок, и казалось, будто она тоже сидит в клетке. Глядя на нее, я почти ожидал, что хозяин, показав на нее пальцем, воскликнет: «В науке известна под именем „Mulier Feminus“! Животное встречается довольно часто, его легко поймать, но трудно приручить…» – и так далее.
Жители К. шли и смотрели менажерию, но когда все уже побывали возле клеток, словенец подсчитал свои доходы и обнаружил, что он выручил 210 грошей,[2] считая, что каждый платил за вход по одному грошу. Большего количества зрителей городок и не мог дать, даже если бы входная плата была полгроша.
Между тем за восемь дней своего пребывания в городке почтенный хозяин зверинца задолжал 518 грошей за одно только мясо, ибо животные должны были что-нибудь есть, а их хозяин по крайней мере должен был что-нибудь пить.
