Такси с сидевшими в нем молчаливыми людьми припарковалось в начале набережной очень рано. Очевидно, в шестом часу.
На набережной было еще совсем тихо, пустынно. Мусороуборочные и поливальные машины досматривали последние короткие по-весеннему сны.
Мы с Васькой Смердовым заметили такси, занимаясь утренним бегом. К тому времени мы уже были прописаны в милицейском общежитии и, хотя наши назначения на должности задерживались, усиленно тренировались — отрабатывали бой с тенью, плавали, ходили в тир. Это казалось нам наиболее важным для нашей новой службы.
Каждое утро начинали с бега, с комплекса упражнений на набережной и, занимаясь, впитывали в себя дрему молчаливых улиц, шелест редких машин и неслышное течение Великой реки. Круг за кругом быстрой трусцой пробегали мы по безлюдной набережной и ближайшим переулкам, круто взбиравшимся вверх, к центру, и снова возвращались назад к Волге.
Такси появилось со стороны Молочной горы, оно двигалось очень медленно, пока не остановилось неподалеку от площадки, где мы со Смердовым после бега обычно переходили к гимнастике. Ни я, ни Смердов и не подумали заметить время. В делах такого рода у нас еще не было опыта.
Пробегая, мы поочередно сталкивались взглядами с каждым находящимся внутри. Тому, что сидел рядом с шофером, было не больше тридцати. Он выглядел как типичный выходец из Средней Азии — с плоским лицом, особой приметой которого была перебитая носовая перегородка. Толстяк — второй пассажир — в тюбетейке запомнился плохо: осталось ощущение избыточного количества серой в полоску материи, пошедшей на широченный, с накладными плечами и карманами модный пиджак.
Пассажиры угрюмо вглядывались в даль пустой набережной — кого-то ждали. Мальчишка-таксист, проработавший, надо полагать, всю ночь, дремал, положив голову на руки, закинутые на руль.
Мы со Смердовым не изменили ни маршрута, ни графика бега. Васька, бежавший впереди, равномерно касался асфальта видавшими виды кедами. Он был постоянным лидером нашего тандема.
Вторая машина подошла сравнительно скоро. Я видел, как обогнавший нас «Москвич» — красный, чистенький, с блестящими пластинами на кузове — неожиданно замедлил скорость, остановился, затем — благо встречного движения не было — задним ходом подрулил к такси. Машины стояли теперь, почти касаясь друг друга багажниками.
Двое мужчин — таких же неприветливых, настороженных — вышли из «Москвича» и направились к тем, что вылезли из такси.
Смердов, оказывается, тоже с самого начала обратил внимание на них, но ничего не сказал. Наши занятия вообще проходили молча. Нам предстояло долго еще описывать круги по набережной, вновь и вновь появляясь у гимнастической площадки.
Ко времени следующего нашего появления в размещении пассажиров обеих машин произошла перестановка. Человек с искривленным носом покинул такси и стоял у открытого багажника «Москвича». Рядом находился один из прибывших в «Москвиче» — необыкновенно худой и костлявый. Нагнувшись, они рассматривали что-то лежавшее в багажнике. Заметив нас, Костлявый что-то сказал и захлопнул багажник.
— Конспираторы...— пошутил Смердов, когда мы миновали машины.
— «Пещеры Лихтвейса»...— поддакнул я, думая о своем.
Осуществлялась моя заветная мечта. «Может, сегодня будет подписан приказ...» Вчерашний адвокат становился сотрудником милиции.
Мы закончили бег, поднялись на небольшую площадку, прежде чем пуститься в обратный путь на Овражную к милицейскому общежитию.
Признаков пробуждающейся городской жизни на набережной пока все еще не ощущалось, прохожих было мало. Главное ее течение приходилось в это время на улицы-радиусы, веером отходящие от Центра.
— Делай р-раз...— не глядя, скомандовал Смердов, выгибаясь.— Д-два...
Люди у машины постепенно примирились с нашим присутствием, перестали обращать на нас внимание.
Пока Костлявый и другой — с перебитым носом,— перегнувшись, что-то перебирали в багажнике «Москвича», их попутчики скучали, стоя у парапета. Они даже не разговаривали между собой.
Пассажир, приехавший вместе с Костлявым, казался молодым и очень гибким. Он опирался па трость, и, когда выходил из «Москвича» и шел к парапету, поглядывая по сторонам, видно было, что он заметно прихрамывает.
Толстяк в тюбетейке рядом с ним выглядел невыспавшимся, квелым. В руке он держал небольшой чемоданчик.
— Что у них там за дела? — поинтересовался Смердов. Я понял, что он тоже ломает голову над странным поведением стоящих внизу людей.
— Эти, из такси, определенно приезжие. Что-то покупают. А те, в «Москвиче», продавцы.
Тем временем Кострома, пробуждаясь, все больше втягивала набережную в круг своих дел. Все чаще появлялись прохожие. Какой-то чудак забросил удочку через парапет всего в десятке метров от машин.
Мельтешение вокруг явно беспокоило людей внизу. С-Перебитым-Носом что-то сказал Костлявому, показав на свободное пространство впереди. «Может, отъехать подальше?» — перевел я для себя этот жест покупателя.
Позднее мы убедились в том, что опасения его не были напрасны. Обостренное чутье каким-то образом предупреждало о приближавшейся угрозе.
Костлявый только махнул рукой и постучал по часам.
