На оперативном обслуживании в Костроме - [5]

— Андрей Николаевич, вы меня, по-моему, путаете с кем-то. Я вам сказал: завязал! Значит, завязал. Мне сказали, у вас здесь, в Костроме, хорошая обувь, особенно ботинки.— Он метнул невинный взгляд на Войта. Серега нервно зевнул.— Мне как раз ботинки нужны позарез. А в Ленинграде с ними затруднения...

Время от времени то по отдельности, то все вместе Андрей Николаевич, Шатров и Войт выходили за дверь. Я догадывался, что они звонят в Ленинград или здесь же, в соседних кабинетах, проверяют ответы Пирожковского через Тряпкина и его сожительницу.

Когда мы оставались вдвоем, Пирожковский хмурился, я видел, что на душе у него не так спокойно, как он старался представить.

Вернувшись из коридора в очередной раз, Андрей Николаевич и Войт смотрели на него как-то особенно. Павел Ильич сразу что-то заподозрил, замкнулся.

— Позови, пусть войдет,— кивнул Андрей Николаевич Войту.

Размашисто — в скрипучем кожане, рука в кармане широченных с кантом галифе — Войт подошел к двери:

— Пирожковская!

Маленькая, с моложавым лицом женщина, которую я видел в коридоре, вошла в кабинет.

— Скажи ему, Люся,— предложил Андрей Николаевич.

— Пашк!..— Она презрительно цыкнула зубом.— Может, хватит?

Павел Ильич не ответил, Андрей Николаевич махнул рукой:

— Хорошо. Посиди в коридоре.

Люся. Пирожковская вышла, демонстративно передернув плечами.

— Так это, оказывается, ваша сестра... Выходит, и Тряпкин ваш родственник!

— Какой родственник? — Пирожковский вздохнул.— Нашему забору телега...

— Надо все рассказать... Ночевали вы не на вокзале? А где? Устроились хорошо? — Даже я понимал, что все, о чем Андрей Николаевич спрашивает карманника, все наугад, на ощупь.— Ночевали на квартире? А Тряпкин с Люсей? В гостинице? Потом пришли на вокзал?

Кто-то позвал его, он вышел. Вернулся вместе с Шатровым. Тот сразу же молча сел в угол.

— Рассказывайте, Павел Ильич,— мягко напомнил Андрей Николаевич.— Где вы купили часы? Там, где ночевали, на квартире? Правда?

— Дались вам эти часы...— Павел Ильич сдался.— Ну правда! Маме хотел подарить, на семидесятилетие! Все! Думайте, что хотите!

— А что? «Омега» — прекрасная вещь. И ремонт не нужен. А еще вам там что-нибудь предложили? Какие-нибудь вещички? А?

— Да ничего мне не предложили!

— Квартира эта в центре? Или недалеко от вокзала? — Острые усики Андрея Николаевича топорщились, а голос ломался.— Ваша сестра сказала, что вы ночевали у какой-то Таньки. Это на Кирпичной, у Усольцевой? В самом конце улицы?..

Я понял, что ошибся. Андрей Николаевич знал все с самого начала и, видимо, вел поиск не из коридора, не от сестры Павла Ильича и мрачноватого красавца Тряпкина, а с улицы. От людей, которые обо всем знали. Не поэтому ли он появился в отделении не сразу и задержанные ждали в коридоре результата его поездки?

— Давно знаете Таньку Усольцеву? Как она сейчас? — Рисунок разговора и после этого вроде совсем не изменился.— Давно ее не видел. Красивая девчонка была, пока с Васькой Варнавиным не спуталась. Ваську-то вы знаете?

— Кто-то же послал вас к ней, Павел Ильич... Вас видели! Что ж мне этого человека сюда привезти?

Наконец Пирожковский не выдержал, шутливо поднял вверх руки.

— Не знаю я ни Варнавина, ни ее! На вокзале уборщица порекомендовала. А куда? В гостинице мест нет, в комнате отдыха тоже... Не в зале же ночевать...

— А дальше?

— Две женщины. Дочь и мать. Они в одной комнате, я в другой.

— А часы?

— Ничего. Понравились мне. Спрашиваю: «Можете продать?» — «Пожалуйста»...— Он даже не старался, чтобы мы поверили.

Андрей Николаевич подождал, поглядел на Шатрова, на Войта. Первый раз внимательно взглянул на меня. Я увидел маленькие живые зрачки, смотревшие, как мне показалось, иронически.

— Едем! — Уже поднимаясь, он добавил: — Нет. Войт останется, все запишет. Поедет новенький. Понял, Войт? Потом выдернешь на допрос Валета...

Мы спустились в дежурку. У стола стояла девушка лет семнадцати с вишнево-красным пятном на щеке — следом ожога или еще чего-то. Пятно было крупное, но не уродовало лица.

— Невеста,— сказал дежурный.— Приехала якобы с женихом на теплоходе. Он ей вчера сказал: «Жди на набережной. Я за тобой приду...» Она и ждет. И ни паспорта, ни денег.

Девушка отвернулась, провела рукой по глазам.

— В вендиспансер ее надо,— куриным голосом сказала стоявшая здесь же женщина-лейтенант, инспектор детской комнаты.— На проверку. Иначе приемник не возьмет. А без машины я ее в диспансер не повезу.

— Без справки не возьмут,— согласился дежурный.

— Откуда ты? — спросил Шатров у невесты. Старший опер держал руки глубоко в карманах брюк, отчего казался еще шпанистее и сутулее.

Она назвала пристань на Волге.

— Прописана? Проверяли?

— Да.

— Вещи есть?

— Вот...

В стареньком саквояже лежало приданое: несколько недорогих чистых платьев, ярко-синие дешевые босоножки, мешочек с семечками, аккуратно сложенные розовые дамские штанишки.

— Закрывай! Мы сейчас едем по набережной,— Шатров решил самостоятельно, и никто не попытался ему возразить.— Попросим начальника пристани: пусть посадит на теплоход. А ты, Будкевич,— он обернулся к женщине-лейтенанту,— умолкни со своим вендиспансером...