Предисловие автора
Дорогие друзья!
В книге встречаются нецензурные слова (много). Увы, они прочно вошли в современный русский язык, особенно разговорный, и передать без них прямую речь подчас практически невозможно. Заменять же их, как иногда делают, медицинскими терминами или буквами с пропусками бессмысленно, ну кто, например, скажет: "Пошел на пенис"? Если же написать "Эта старая б...ь", то возможны два варианта: или какая-нибудь чистая душа не поймет, что такое "б...ь", или обычная душа так и прочитает "Эта старая блядь".
В молодости я придумал такой анекдот.
Молодой человек женился, но после свадьбы жена его к себе не подпускает. Он в полном недоумении подходит к отцу жены и говорит:
— Послушайте, я ничего не понимаю. Я официально женился, прошло уже три дня, но ваша дочь меня не пускает в кровать, в чем дело?
— Ну, вы знаете, — отвечает отец, — мне самому неудобно, я попрошу жену, пусть поговорит с дочерью, все-таки две женщины.
Мать закрылась с дочерью в комнате, а отец подслушивает около двери.
— Чего ты ему не даешь? — спрашивает мать.
— Мама, ну как я могу ему дать: он же думает, что я девочка, а у меня были и Васька, и Петька, и Гришка...
— Дура, ты что, не знаешь, что делать: твой же отец тоже думал, что я девочка, а у меня были и Васька, и Петька, и Гришка...
— Ну, о чем они говорят, — в нетерпении спрашивает молодой человек.
— О чем, о чем... О чем могут говорить две бляди?!
Я объявил конкурс с денежной премией тому, кто сможет, сохранив юмор, заменить "бляди" на приличное слово; приз по сей день остался невостребованным.
Поэтому, держите книгу подальше от детей, медицинские термины ищите в медицинской энциклопедии, буквы с пропусками в кроссвордах и — получайте удовольствие.
Меня часто спрашивают, почему я, будучи популярным артистом, который хорошо зарабатывал, имел прекрасную трехкомнатную квартиру в центре Москвы, машину, дачу и пр., уехал?
В 1971 году меня по сфабрикованному обвинению посадили в Тамбовскую тюрьму. Впоследствии меня оправдали, дело было закрыто, работники прокуратуры наказаны, но до этого я просидел год и две недели в тюрьме, сыну в этой связи не дали поступить в Московскую консерваторию, в течение 2-х лет, пока длилось доследование, мне не давали работать, мое имя вырезали из титров фильма "Неисправимый лгун", в фильме "Повар и певица" меня озвучили другим актером и т.д. Короче, я понял, что страна игривая, в ней с тобой могут сделать все, что угодно, а особенно, учитывая, что у сына Емельяна — в меня — язык до щиколотки, который, как известно, доведет если не до Киева, то уж до тюрьмы точно, я решил удалиться от гнутой страны на максимально возможное расстояние. К счастью, после подачи заявления, если у меня и были какие-то сомнения по поводу принятого решения, то до боли родные, вездесущие подлость и хамство быстро их развеяли.
Мать моей жены с нами не уезжала, и, естественно, ее надо было обеспечить жилплощадью. Она была прописана с нами, но, поскольку оставаться одной в 3-х комнатной квартире ей бы не разрешили, я договорился на обмен — 2-х комнатная квартира с доплатой. Этот обмен должен был быть одобрен на собрании правления кооператива, членом которого я состоял. Первым взял слово Николай Рыкунин (возможно, некоторые помнят, был такой эстрадный «дуэт Шуров и Рыкунин). Он долго говорил о Родине, о неустанной заботе о каждом из нас партии и правительства, о совершенстве социалистического строя, о том, что покинуть такую Родину и такой строй может только человек неблагодарный, у которого отсутствует совесть и т.д. Кстати сказать, Рыкунин с пеной у рта, задыхаясь от ненависти к Советской власти, рассказывал мне, что его отец до революции был помещиком под Москвой, добрым, гуманным человеком, заботившемся о крестьянах, далеким от политики. Большевики его, естественно, расстреляли, а жену с грудным младенцем выслали в Сибирь, где она была вынуждена просить милостыню, чтобы не дать умереть маленькому Коле Рыкунину.
Выслушав речь Рыкунина, я мягко попытался объяснить, что речь идет не о неблагодарном Сичкине, а о благодарной теще, которая не покидает Родину и имеет право на жилплощадь. Из первого ряда встал похожий на отца Врубелевского Демона концертмейстер Большого Театра Гуревич. (Худая фигура, изогнутая вопросительным знаком, крошечные злобные глазки и змеиные губы придавали ему особый шарм).
— Я не желаю присутствовать на концерте Сичкина! — выкрикнул он.
— Запретите ему говорить! Я, как патриот, не желаю выслушивать речи отщепенца и предателя Родины?
— Не надо так волноваться, патриот Гуревич, — обратился я к нему. — Кстати, какие погоды были в Ташкенте в начале войны?
Гуревич:
— Пошли вы на хуй.
—Я не могу никуда пойти — идет собрание.
- Вы против моей тещи, потому, что она русская? Гуревич онемел.
— Да, а во время войны какие погоды были в Ташкенте?
— Сичкин, идите к ебеней матери!
— Я же уже вам сказал: я никуда не могу пойти, пока не кончится собрание. Всем известно, что громче всех кричит "держи вора!" сам вор, но работники наших органов люди умные и опытные, им ничего не стоит определить, кто патриот, а кто враг. Судя по вашему фальшивому пафосу, вы, видимо, очень виноваты перед Советской Властью, но успокойтесь: советский суд — самый гуманный суд в мире, и чистосердечное признание, безусловно, смягчит вашу вину. О, совсем забыл, а в конце войны какие погоды были в Ташкенте? — закончил я под хохот собравшихся.
