Мне только что исполнилось пятнадцать.
Я сделал это потому, что влюбился в рыжеволосую Мириам. У нее большая грудь, четыре веснушки на носу, и она из «Свидетелей Иеговы». Я очень хотел заговорить с ней, но так и не осмелился сказать ей ни слова за весь девятый класс. Она знает о моих чувствах, потому что я постоянно ее преследую, даже вне школы. Сначала я прятался за кустами и деревьями и бросался на землю, как только она оборачивалась. Конечно, она сразу заметила, что я слежу за ней, но меня считали странным, так что она даже не пыталась ничего с этим сделать. Она решила не замечать меня, но чем больше она меня игнорирует, тем ближе я подбираюсь. Как-то светлым майским вечером я пробрался к ней во двор и заглянул в ее окно. Она лежала на кровати и читала, а я стоял под окном на цветочной клумбе. Потом она отложила книгу и зевнула, и вдруг наши глаза встретились. Она молчала и испуганно смотрела на меня, и я смущенно подмигнул ей, прежде чем убежать.
Я прекрасно понимал, что мы никогда не будем встречаться, но прелесть этой влюбленности заключалась как раз в том, что я ей не нравился. В то время я мастурбировал по пять-шесть раз в день. Тогда я занимался этим повсюду, даже стоя на клумбе в ее дворе. Сес стала беспокоиться, так как я замкнулся в себе, словно что-то скрывал. Но я просто постоянно испытывал сексуальное возбуждение.
Я пялюсь на Мириам во время урока датского, она нервно оглядывается на меня. Учитель уже несколько раз сделал мне замечание – не потому, что я смотрю на Мириам, а потому, что не слушаю его. Сквозь одежду виден край ее трусиков, а значит, я могу представить себе и сами трусики, и то, что скрывается под ними. Сам не понимая, что делаю, я тянусь рукой вниз, расстегиваю штаны и вытаскиваю его. Она первая замечает происходящее. На лице у нее отвращение. В долю секунды она преодолевает свой страх, подбегает, дает мне звонкую пощечину – хлоп! – и выбегает из класса. А я остаюсь сидеть, смущенный и обескураженный, с пылающей щекой, и пытаюсь понять, почему все называют меня слизняком. Вдруг учитель хватает меня и начинает трясти:
– Быстро убери это.
Я недоумеваю:
– Убрать что?
Он думает, что я дразню его, теряет самообладание и бьет меня по той же щеке, что и Мириам, – хлоп! Я не сделал ничего плохого! Почему они меня бьют? Тогда я вскакиваю и в ответ бью его. Я некрупный, но сильный, так что удар получается отменный. Чпок! – и из носа у него брызжет. Льется кровь. Он поражен. Я снова бью, на этот раз в висок, и учитель падает навзничь. Я оглядываюсь вокруг и вижу любопытствующие взгляды одноклассников. Девчонки визжат, кое-кто уже поспешил скрыться. Я злобно смотрю на них и кричу: «Слабаки!» Что-то же надо крикнуть.
Меня за шиворот оттаскивает Йеспер – школьная знаменитость, ведь он играет в юношеской сборной по гандболу. Мы устраиваем потасовку. Он крупнее меня, но каким-то образом я оказываюсь сверху. Я зажимаю его руки своими ногами, сидя у него на груди, и уже собираюсь вдарить ему как следует, как вдруг обнаруживаю, что мой пенис топорщится прямо ему в лицо. Только тогда я осознаю, что наделал. Поднимаюсь, убираю все хозяйство в штаны и спешу прочь. Никто даже не пытается остановить меня или пойти за мной. Да и почему бы им это делать? Они радуются, что этот извращенец наконец провалился. А я иду домой, чтобы избавиться от унижения.
Следующее, что я помню, это как я лежу в ванне после того, как порезал себе вены на запястье. С удивлением смотрю на кровь, которая стекает по рукам и медленно растворяется в воде, и улыбаюсь. Сес еще ничего не сообщили, поэтому она пока не знает, что я натворил. И вот она входит в дом и первым делом, как обычно, направляется в ванную. Сес предпочитает подольше потерпеть, но воспользоваться своим туалетом. Я забыл запереться. Она распахивает дверь, спеша поскорее добраться до унитаза, и кричит. От неожиданности и испуга она писает прямо на пол и какое-то время стоит в луже мочи, воды и крови и покачивается, прежде чем что-то предпринять. Сес спасает мне жизнь – уже в который раз! Меня кладут в больницу на три дня из-за большой кровопотери, но Сес никогда не оставляет меня.
Прошло немало времени, прежде чем я снова влюбился.
Я не могу остаться сиротой в тринадцать лет
Отец врезался в другую машину, когда мне было тринадцать, а Сес исполнилось двадцать. Водитель второй машины почти не пострадал, только сломал ногу, а мать и отец погибли. Мать умерла сразу. У нее оказалась сломана шея, хотя внешне тело выглядело совершенно не поврежденным. Отец, напротив, умер лишь спустя несколько часов на операционном столе от тяжелых травм. Тело его было одно сплошное кровавое месиво.
Мы находимся в больнице, и я, в отличие от Сес, абсолютно спокоен. Я совсем не нервничаю по поводу того, выживет ли отец – естественно, он выживет, ведь иначе у нас не будет родителей. И я отказываюсь поверить, когда нам говорят, что отец умер. Пускай пойдут и проверят. Ведь не могу же я остаться сиротой в тринадцать лет. И все же они были правы, и вот тогда у меня начал болеть живот. Часто это не сильная боль, скорее такое ощущение, что внутри затягивается какой-то узел. Когда он становится слишком тугим, в животе начинает урчать. Я не рассказывал Сес о своем узле: у нее и так полно поводов для волнений.
