Мне часто снится этот сон.
Я снова прихожу на второе собеседование в Корпус Либертад. Я молода, амбициозна и слишком большого мнения о себе. Немного раздражена из-за того, что Корпус сам пригласил меня, неизвестно где раздобыв резюме, поскольку работу я на тот момент не искала, а теперь гоняет по собеседованиям. Сначала с кадровиком, теперь вот – со старшим следователем группы, в которую меня должны взять. Обещают еще одно – с директором направления. Вместе с тем я испытываю легкое возбуждение от перспективы стать частью одной из самых загадочных и могущественных организаций Дарконской Федерации.
Я сижу в скромной переговорной на троих, на столе передо мной стоит чашка кофе, заботливо поданная секретарем, а старший следователь опаздывает уже на десять минут. В абсолютной тишине я разглядываю скучные стены, гадая, стоит ли проявить характер и уйти, когда истекут пятнадцать минут – допустимое правилами приличия опоздание.
Во сне часть меня уже знает, что произойдет дальше. Эта часть ждет того момента, когда откроется дверь и моя жизнь разделится на «до» и «после».
«До» я была уверена, что любовь – это всего лишь гормоны. Я считала, что слабые коленки, дрожь внутри, затрудненное дыхание и неумение сформулировать мысль в присутствии объекта страсти – удел глупых куриц, не знающих себе цену. Я и само существование страсти ставила под сомнение, предполагая, что так люди оправдывают совершенные ошибки. Я никогда не теряла голову, подходя к кавалерам с трезвым расчетом, который приводил в уныние мою маму.
«После» я считала себя дурочкой, ничего не понимавшей раньше. Никогда не любившей. Наверное, так и получается, когда впервые влюбляешься в двадцать пять. Впервые испытываешь трепет, и восторг, и страх, и отчаяние. Впервые начинаешь сомневаться в себе и собственной привлекательности. Впервые теряешь голову, путаешь слова и забываешь, как дышать.
– Лионелла Донован, – тихо, но очень внятно читает с листа мой интервьюер. Ему уже хорошо за тридцать, у него очень красивые светло-серые глаза и абсолютно черные волосы, короткая стрижка, подтянутая фигура и военная выправка, благодаря которым форма старшего следователя сидит идеально. – Лионелла… Необычное имя.
В своем сне я раз за разом краснею, когда слышу это, как и было в реальности. Мне мое имя всегда нравилось, но в тот момент я испытала неловкость оттого, что оно у меня такое необычное. Я помню, как испугалась, что из-за него меня могут не взять. Я и так была слишком молода и не очень-то походила на аналитика, на должность которого меня собирались взять. Разве блондинки бывают аналитиками?
Во сне мой будущий шеф – Маркус Фрост – смотрит на меня и задает какие-то вопросы, но я их не слышу. В реальности я была слишком потрясена им, поэтому ничего не запомнила: ни о чем он спрашивал, ни что я отвечала, краснея и заикаясь как школьница.
Я силюсь предупредить об опасности, которая ему грозит, но не могу. Я не помню слов, не знаю, как это сказать и как объяснить. А он все что-то говорит и говорит, его тихий, вкрадчивый голос обволакивает меня. Маркус Фрост словно залезает мне под кожу, опутывает тонкой нитью паутины, навсегда замыкает на себя, чтобы я никогда не смогла посмотреть ни на кого другого. Так не бывает, скажете вы? Я тоже так думала.
В реальности мы проработали вместе около года. Я научилась не заикаться в его присутствии, стала приносить пользу и вскоре добилась того, что шеф начал ценить меня как профессионала. К сожалению, он совершенно не замечал меня как женщину.
Маркус был дружелюбным и приветливым, всегда демонстрировал готовность прийти на помощь подчиненным: выслушать их проблему, понять ее и решить или хотя бы объяснить, как решать. Он помнил все дни рождения и всегда находил несколько добрых слов, когда мы в них нуждались. Когда мы подводили его, он нас прощал, перед руководством всегда брал ответственность за наши ошибки на себя, а нас только просил больше так не делать. Все тем же тихим и спокойным голосом, который пробирался мне под кожу и вызывал волну мурашек каждый раз, когда я его слышала. Каждый из нас в такой момент был готов умереть на месте, только бы больше его не подвести. И мы не подводили. Скажете, таких начальников не бывает? Я тоже так думала.
Мы были друзьями. Точнее… я пыталась быть его другом, потому что, несмотря на всю свою доброжелательность, он оставался очень закрытым человеком. Даже те, кто работал с ним давно, не знали, чем он живет и от чего бежит. Ходили слухи о какой-то темной истории, связанной с магами, из-за которой он ушел из армии и пошел работать в Корпус Либертад, но никто не знал подробностей. Сам он не рассказывал, а на осторожные вопросы или отвечал молчанием, или искусно менял тему. Несколько раз я пыталась проникнуть за стену холодного вежливого отчуждения, которой он себя окружил, но только однажды мне это почти удалось.
Заканчивался последний месяц зимы. Работы было как всегда много, людей – слишком мало, а бюрократические заморочки съедали половину рабочего времени. Однако мне удалось выбить неделю отпуска, и в последний рабочий день я задержалась допоздна, твердо решив, что подчищу все бумажные «хвосты» сегодня.
