Предисловие ко второму изданию
«Чистая филология производит впечатление человека, который, пустившись в путь, второпях забыл, куда и зачем он идет», — этот афоризм В. О. Ключевского хорошо выражает ту неудовлетворенность господствующим подходом к древнеисландской литературе, которая побудила меня написать эту книгу. Я ставил себе в сущности чисто методологическую задачу: мне хотелось показать, что изучение древней литературы без учета тех изменений, которые произошли в психологии человека, бессмысленно. Но, естественно, я не мог обойтись без конкретного материала. По ряду соображений я решил, что наиболее подходящим материалом будут так называемые «саги об исландцах», или исландские «родовые саги», эти самые своеобразные произведения европейского средневековья.
Книга моя была переведена на английский, норвежский, чешский и исландский языки и встретила много сочувственных откликов литературоведов разных специальностей, как в СССР, так и за рубежом (в скандинавских странах, США, Англии, Чехословакии, Польше). Судя по тому, что о «синкретической правде», понятии, которое я выдвигаю в моей книге, не раз шла речь на последних двух международных конференциях по сагам (в Осло в 1976 г. и в Мюнхене в 1979 г.), моя книга не осталась гласом вопиющего в пустыне и среди специалистов по сагам.
Естественно, однако, что у некоторых маститых саговедов книга моя вызвала известное раздражение. Легко понять, конечно, что человеку, который всю жизнь посвятил какому-то занятию, неприятно слышать, что другому человеку это занятие кажется бессмысленным. Все же может быть читателю будет небезынтересна та дискуссия, которая возгорелась после выхода моей книги на английском языке между мной и шведским ученым профессором Петером Халльбергом, автором многочисленных исследований, среди которых особенно заметное место занимают те, в которых он ставит своей целью путем различных статистических подсчетов определить, кто «автор» саги (об этих исследованиях идет речь в моей книге на с. 44) или в чем заключается ее «искусство» (т. е. как высок в ней процент диалога по сравнению с повествовательным текстом и т. п.).
Дискуссию открыл Халльберг [Hallberg P. The syncretic saga mind, a discussion of a new approach to the Icelandic sagas. — Mediæval Scandinavia, 1974, №7, p. 102–117. В пояснение к заглавию статьи Халльберга надо сказать, что в английском переводе я назвал свою книгу «The saga mind»]. Общий смысл его статьи: неверны все мои утверждения о том, что психология средневекового исландца отличается от психологии современного человека. Основной довод Халльберга: существование такого отличия невероятно. В частности, как полагает Халльберг, древнеисландский автор отличал историческую правду от художественной правды (т. е. художественного вымысла) совершенно так же, как это делает современный человек. Мою ссылку на то, что не существовало никаких языковых средств для выражения различия между этими двумя видами правды, он отводит как «argumentum ex silentio»: мало ли что нельзя было выразить эти понятия словами, их отсутствие в сознании невероятно! Халльберг вместе с тем утверждает, что для современного ученого историческая правда так же не отграничена от художественной правды, как она была не отграничена и для древнеисландского автора. Впрочем, он тут же признает, что у средневекового автора было другое представление о том, что «допустимо в пределах правды», но это, утверждает он, подразумевает только «другое отношение (attitude) к правде», но ни в коем случае не другое представление о том, что такое правда, т. е. не отличие в авторской психологии.
Упрекая меня в том, что я не привожу примеров «синкретической правды» в конкретных текстах, Халльберг заключает свое пространное рассуждение конкретным примером, который по его мысли должен доказать, что историческая правда и художественный вымысел прекрасно различались и в древние времена. В «Саге о фарерцах» есть такой эпизод: один человек доверчиво передает свой кошелек через дыру в парусине обманщику, стоящему снаружи палатки и выдающему себя за его брата. «Это, конечно, вымысел, но проглотим его, потому что история хороша!» — так, уверяет Халльберг, должна была подумать аудитория — ведь не могли же люди поверить в то, что человек мог поступить со своим кошельком с такой неосмотрительностью! Осведомленность Халльберга в том, что думала древнеисландская аудитория, впечатляюща. Правда, она плохо вяжется с признанием, которое он делает ниже: «Что мы можем знать о том, что считалось правдой в те времена?»
Халльберг опровергает также мои утверждения о том, что представления о времени, личности и авторстве были отличными от наших. Мое утверждение, что время было в сознании людей в меньшей степени абстрагировано от явлений природы и других событий, он опровергает тем, что ведь и в наше время можно сказать «вчера вечером», «завтра утром», «прошлой весной», — «до осени», а также «в год, когда умер отец», «в ту весну, когда она была больна скарлатиной», и т. д. (Халльберг приводит множество таких примеров), и, следовательно, восприятие времени, заключает Халльберг, ничуть не изменилось. А мое утверждение, что интерес к отдельной личности был меньшим, он опровергает тем, что ведь в сагах рассказывается о многих своеобразных отдельных личностях, таких как Эгиль Скаллагримссон, Гудрун дочь Освивра, Ньяль, Скарпхедин и др.
