Самое важное в экстремальной ситуации – это…
Вот тут хотел сдуру ляпнуть что-нибудь умное про то, что, дескать, «лучше в нее не попадать». Не-не-не. Нахер. За тупые советы, бывает, прилетает. Советовать такое тому, кто – уже… чревато, знаете ли. И может быть больно. А мне и так…
Ну, тогда рассмотрим второй по важности совет.
При влипании, попадании, попадосе, втухании, залете – нужно сразу для себя уяснить «Оп-па! Здравствуй, жопа! Ну, то есть – экстремальная ситуация! Пора начинать думать головой! Включать так называемые мозги!»
Думать мозгом вообще полезно.
При любом пиздеце что-то можно предпринять. Нет, серьезно! Придумать ситуацию, когда ВООБЩЕ нихера сделать нельзя – это надо нехило напрячь фантазию до самых ее извращенных глубин. Что-то сделать, что-то сказать или, напротив, затаиться, сжаться, промолчать, застыть и не отсвечивать.
К тому же, с этим экстримом та еще засада – строго говоря, если он есть, то в него невозможно не угодить. Другими словами, экстрим с твоим участием – это, прости, экстрим с твоим, братан, участием! И это скорее для поклонников квантовой физики, в которой процесс может существовать только в совокупности с наблюдателем. И, что характерно, это самое «совокупление» понравиться может далеко не всем… участникам. Наши соболезнования!
Так что, остановиться можно на том, что мозги нужно срочно переключить. При условии, что в экстремальную ситуацию нельзя не попасть – ведь если ты в нее не попал, то это не экстремальная ситуация, а лишь выпуск прикольных горячих новостей, над которым очень увлекательно ржать со стороны.
* * *
Под черепушкой сейчас – тупая боль. И мыслитель из меня сейчас никакой. Так что «родить» что-то более умное и логичное просто не получается. Вот и получается такой вот бред, как выше.
И боль только усилилась, когда я попытался вспомнить, что за хрень такая – «квантовая физика» и почему «поклонник квантовой физики» однозначно должен ассоциироваться с «задротом».
А-а-а, сука, вот сейчас совсем немилосердно затылок пробомбило! «Задрот»-то тебе чем не понравился?!
Экстремальная ситуация. Собственно, уже влетел. Непонятно как, непонятно во что, но жопой чую, текущая ситуация – экстремальней некуда.
Кстати, о вышеупомянутом индикаторе экстрима. Этим самым «индикатором» я сейчас валяюсь на чем-то холодном. На чем-то твердом лежу этой самой жопой. Ну, то есть тупо в жопе лежу на жопе… То есть лажа в голове уже рифмованная! Замечательно, бл…!
Полумрак. И тишина. Глаза открыты. Но серый потолок в слабом ровном свете электрической, судя по всему, лампы (сама она стоит где-то слева от меня) пониманию ситуации не способствует. Ибо, как и положено в экстремальной ситуации, ранееупомянутый и вышерасположенный потолок – незнакомый.
Мысль о дифференциации потолков, о проблемах с их распознаванием и о связи именно незнакомых потолков с экстремальными ситуациями снова вызывает приступ мигрени. В этот раз боль не тупая в затылке, а колкая – в висок. «Незнакомый потолок», и – тюк! Даже зарычал от неожиданности. Правда, получился какой-то неубедительный жалобный всхлип.
Голос я подал зря, потому что меня тут же затеребили. За рукав. Правый.
– Тим! Тим! Тимка, бля!
Такое впечатление, что нежный девичий голосок, долбящий через уши в многострадальную голову, с трудом удерживается от напрашивающегося увлекательного генеалогического экскурса в личную жизнь моих матушек, батюшек и прочих родственников. И, сдается мне, дело не в хорошем воспитании. Что-то глубоко внутри подсказывает – родственники у нас общие!
Вот эта мысль пришла в голову без болезненных последствий.
Лампа, стоящая слева, очень хорошо освещает потенциальную родственницу, сидящую на полу справа. А я, получается, тоже на полу валяюсь. Посередочке.
Девочка лет двенадцати. Поскольку ей только двенадцать, поостережемся давать оценки типа «красивая» или там «симпатичная». Миленькая. Просто миленькая.
Кожа светлая, волосики черные в две косички по бокам, глазки черненькие, платьице… когда-то было беленьким. Кажется, имеющая место быть экстремальная ситуация нас неплохо так потрепала – ее пылью припорошило, а меня вот чем-то более серьезным приголубило. Да так, что башка до сих пор чугунная. С острыми шипами. Как головка моргенштерна. Или кистеня. Только шипы – внутрь. Уй, сука, больно-то как!
И получается, что эта родственница…
– Сабрина? – Имя вылетело раньше, чем я успел сжаться в ожидании новой вспышки боли.
… сестра? Видимо, да. И, определенно, младшая. И голова от нее не болит, что очень и очень хорошо.
– Встать можешь?
Какая-то странная сестра. Двенадцатилетние милашки не должны так спокойно и деловито об этом спрашивать. Побольше экспрессии и детских эмоций, Сабрина! Побольше! Тебе не идет профессиональное равнодушие патологоанатома со стажем!
– Понятия не имею… – Буркнул в ответ.
Сжимаем ручки, дергаем ножками, крутим головушкой… осторожно, очень-очень осторожно. Вроде, работает. И неплохо так работает, к слову. И почему-то одна часть меня относится к этой легкости и «исправности» нормально (дескать, «а как же иначе?»), а другая часть, которая доставляет голове столько неудобств, удивляется – она-то ожидала скрипа и хруста в затекших конечностях.
