Все началось с подтяжки лица. Второй по счету подтяжки, если говорить точнее. Кэролайн Мичем все-таки было пятьдесят два года, впервые пластическую операцию она сделала двенадцать лет назад – это был подарок на ее сорокалетие от ее мужа Джека. Или подарок для ее мужа; супруг Даны хихикал тогда при мысли о том, что презентабельная жена приятеля начала тускнеть в заметных местах.
Дана сжала ножку фужера с шампанским. Она стояла среди дам, полукругом собравшихся вокруг Кэролайн, которая на все лады расхваливала доктора Грегга (его так зовут, это не фамилия, никто из этих женушек не называл его доктором Ратбергером).
– Маленькая складка здесь… еще здесь… – объясняла Кэролайн приятельницам, которых пригласила отведать крабов в их с Джеком роскошный дом в Нью-Фоллсе в штате Нью-Йорк. Она решила снова собрать своих лучших подруг на весенний раут с обедом, хотя истинной причиной, без сомнений, стало то, что они должны были увидеть ее новую подтяжку.
– И губы, – продолжила Кэролайн. – Вы помните, какими они были тонкими? – Женщины – Дана, Бриджет, Лорен и три другие, которых, как было известно Дане, Кэролайн важными не считала, – кивали – можно подумать, они помнят, какой у Кэролайн был тонкий рот. – В общем, доктор Грегг – этот человек просто гений – взял немного жировой ткани с моих ягодиц, и посмотрите, какими налитыми он сделал мои губы, видите? – Она провела по линии верхней губы кончиком пальца с наманикюренным ногтем, иссеченным небольшими морщинками, и улыбнулась.
– Потрясающе, – сказала Лорен. Жемчужные нитки «Микимото» на ее шее были крепко сплетены, маскируя ранние признаки того, что доктор Грегг откопает, как только она наберется смелости.
– Magnifique,[1] – добавила Бриджет. Ее зовут на вечеринки в ожидании, что она будет сыпать французскими словами и создаст атмосферу ЕС. Она живет в Америке уже больше двух десятилетий, просто это привычка, которую поощряет ее муж.
Дане хотелось спросить, во сколько ей обошлась операция, но в Нью-Фоллс никто никогда не говорит о деньгах. Она отключилась от беседы, оглядела высокие хрустальные вазы со свисающими в художественном беспорядке желтыми тюльпанами, Матисса около длинного окна и Ренуара над каминной полкой, кипу изящных подарков-безделушек для домохозяйки, перевязанных милыми ленточками, которые сыпались со стола Людовика ХV на витых ножках «с копытцами» – в любимом стиле Бриджет. Эти подарки перекочевали из холла в музыкальный салон, где теперь стояли дамы, разбившись на группы партнеров по теннису, по гольфу в кантри-клубе и курортных приятельниц.
Там присутствовала Ронда, которая была сегодня на высоте, – наверное, все дело в том, что доктор просто прописал ей другие лекарства.
И Жоржетта, которая недавно узнала, что ее муж в течение двадцати пяти лет был тайным информатором в налоговом управлении, а она-то все это время думала, что у него есть любовница.
И Хлоя, дочь Кэролайн, которая похожа на нее как две капли воды, с обручальным кольцом размером с Японию.
Еще Иоланда, которая когда-то была стилистом-парикмахером, а теперь стала одной из их компании, щеголяя розовыми бриллиантами (это подарок от ее супруга, Винсента Делано, в прошлом мужа Китти – интересно, что с ней стало?)
Тут были пастельные кашемировые гарнитуры и массивные солитеры (в которых каратов было больше, чем в «Холл-фудс»), красивые лица и белые улыбки, безупречные с ортодоинтеллигентской точки зрения.
Дана потягивала свой напиток, думая, как бы поскорее уйти. Уже не в первый раз она ловила себя на мысли, что ей просто-напросто скучно.
Словно прочитав ее мысли, Лорен заговорила:
– Мне ужасно не хочется портить вечеринку, но скоро должен приехать Боб с мистером Чаном.
Йи Чан был новым главой «Химен электроникc» (их биржевой символ – XmnE), для большинства присутствующих здесь женщин это было чем-то само собой разумеющимся, потому что они были замужем за мужчинами, которые руководили на Уолл-стрит или по крайней мере думали, что делают это.
– Ну что ж, – сказала Дана, – мы трое приехали вместе, так что вместе и уедем.
Дамы обменялись поцелуями с Кэролайн, помахали остальным и без приключений добрались до пешеходной дорожки возле дома. Они обошли вереницу европейских машин, обежали вокруг туй и усаженного лилиями зеленого пруда, а потом залезли в огромный «мерседес» Лорен прежде, чем Дана решилась сказать:
– Сдается мне, мы только что поцеловали зад Кэролайн.
В молчании они выехали на дорогу, и тогда Бриджет добавила:
– Mon Dieu,[2] во что мы превратились?
Через три улицы от Кэролайн и Джека Мичем, в пустой гостиной монументального сооружения площадью почти километр, которое когда-то принадлежало ей, стояла Китти Делано; то есть оно принадлежало им, прежде чем Винсент решил, что парикмахерша ему нравится больше, чем она.
Китти кусала кончик ногтя, больше не имея средств на то, чтобы сделать маникюр, и понимала, как тонка грань между любовью и ненавистью, между здравомыслием и безумием; легкая завеса, отделявшая мужа и жену, как фата невесты, которая, однажды поднятая, обнажала безапелляционную правду.
Винсент, конечно, дал ей все, что было, на его усмотрение, необходимо: сына и дочь, меха и драгоценности, виллу в Неаполе (в Италии, а не во Флориде), слишком большой дом в Нью-Фоллсе, в котором теперь не было мебели.
