Марианна прикладывалась уже к третьему бокалу «Куэрво»,[1] дивясь своей бесконечной способности разрушать все то немногое хорошее, что еще осталось в ее неудачной жизни, как вдруг сидящий рядом мужчина заорал:
— Слушайте, милашки мои! Созидание и эволюция вполне совместимы!
Брызги слюны угодили прямо на шею Марианне. Она скроила недовольную мину и покосилась на незнакомца. Большие пушистые усы — прямо классический персонаж из порнофильма семидесятых. Сидел он справа от нее и явно старался произвести впечатление на соседку слева от Марианны, с вытравленными пергидролем ломкими волосами цвета соломы. Марианна оказалась в неблагодарной роли сандвича, приготовленного на скорую руку, в роли мясной нарезки, втиснутой между двумя толстыми ломтями хлеба.
Она пыталась не обращать на них внимания. Уставилась в бокал, точно пытаясь обнаружить на дне бриллиант, достойный обручального кольца. И от души надеялась, что это заставит усатого и соломенную блондинку исчезнуть. Но не помогло.
— Ты псих, — сказала Соломенная Блондинка.
— Нет, ты послушай…
— Да слышу я, слышу. И все равно больной на голову.
Марианна не выдержала:
— Может, хотите пересесть? Будете ближе друг к другу…
Усатый положил ей руку на плечо:
— Сиди спокойно, малышка. Тебе тоже неплохо послушать.
Марианна хотела возразить, но потом подумала, лучше не стоит. И снова уставилась в бокал.
— Ладно, — тряхнул головой Усатый. — Про Адама с Евой слыхала?
— Ясное дело, — ответила Соломенная Блондинка.
— Веришь в эту байку?
— В то, что он был первым мужчиной, а она — первой женщиной?
— Именно.
— Черт, нет, конечно. А ты?
— Само собой, верю! — Он погладил усы, точно это два маленьких грызуна, нуждающиеся в успокоении. — В Библии сказано, так оно и было. Сперва появился Адам, потом из его ребра — Ева.
Марианна пила. Пила она по многим причинам. Но по большей части — от одиночества. Переходила из одного заведения в другое в надежде подцепить кого-то, вдруг это приведет к чему-то серьезному. Впрочем, сегодня идея уйти с мужчиной ее не грела. Она напилась почти до полного отупения, так что вряд ли получится. А болтовня, пусть и бессмысленная, хоть как-то отвлекала. Притупляла боль.
Она пребывала в смятении. Как обычно.
Вся ее жизнь сводилась к непрерывному бегству от всего правильного и пристойного, поискам очередной дозы, постоянной скуке, изредка чередующейся кратковременными и драматичными взлетами. Марианна давно разрушила в своей жизни все доброе и теперь отчаянно пыталась вернуть его… Впрочем, и с этой идеей она тоже завязала.
Прежде она обижала и ранила самых близких людей. У нее имелся своеобразный клуб избранных, которым следовало наносить самые тяжкие моральные увечья. В их число входили те, кого она больше всех любила. Но теперь обострившиеся глупость и эгоизм привели к тому, что в список жертв Марианны-Убийцы стали входить и совершенно посторонние люди.
По какой-то причине казалось, что обижать незнакомцев — больший грех. Ведь все мы мучаем тех, кого любим, разве нет? А обижать ни в чем не повинных — плохая карма.
Марианна разрушила жизнь. И не одну. Ради чего?
Чтоб защитить свое дитя. Так она считала. Тупая чертова задница.
— Ладно, — продолжал разглагольствовать Усатый. — Адам породил Еву, как это у них там сказано.
— Бред сексуального маньяка, — заметила Соломенная Блондинка.
— Но это слово Божье…
— Оно опровергнуто наукой.
— Нет, погоди, красотуля моя. Послушай меня. — Он вскинул вверх правую руку. — У нас имеется Адам, — тут он вскинул и правую руку, — и есть Ева. У нас есть сады Эдема. Верно?
— Не спорю.
— У Адама с Евой было два сына, Каин и Авель. А потом этот Авель убивает Каина.
— Каин убивает Авеля, — поправила его Соломенная.
— Ты уверена? — Он нахмурился, призадумался. Потом отмахнулся. — Да не важно, кто кого. Один из них помер.
— Авель умер. Каин его убил.
— Ты уверена?
Соломенная Блондинка кивнула.
— Ладно. Значит, у нас остается Каин. И тут встает вопрос: с кем прикажете ему размножаться? То есть получается, что единственной женщиной была в ту пору Ева, уже давненько не первой молодости. И как же человечеству удалось выжить?
Усатый умолк, точно ждал аплодисментов. Марианна закатила глаза.
— Сечешь, в чем дилемма? — Усатый все не мог угомониться.
— Может, у Евы был еще один ребенок. Девочка.
— Так, значит, у него был секс с сестрой? — спросил Усатый.
— Ясное дело. В те дни все только этим и занимались. То есть я хотела сказать, Адам и Ева были первыми. Стало быть, и инцест начался давным-давно.
— Нет, — погрозил пальцем Усатый.
— Почему нет?
— Библия запрещает инцест. Ответ может дать только наука. Вот что я хотел сказать. Наука и религия могут сосуществовать. И все описано в теории эволюции Дарвина.
— Как это? — Соломенная Блондинка, похоже, искренне заинтересовалась.
— Сама подумай. Если верить всем этим дарвинистам, от кого мы произошли, а?
— От приматов.
