С тех пор, как была поставлена последняя точка в повести о падении Отличного Города и о моем превращении из Физиономиста первого класса в рядового жителя поселка Вено, прошло восемь лет. Я и не думал, что моему перу суждено будет когда-нибудь вновь коснуться бумаги, но после всего, что случилось, я просто обязан вас предупредить.
В вашем раю поселился демон, и демон этот забавляется воскрешением прошлого. Жертвы его становятся равнодушны к жизни, мечтая лишь о вчерашнем дне, а их души, не нужные настоящему, тают, превращаясь в ничто. Воспоминания живыми и яркими мотыльками роятся в моей голове, а я пытаюсь загнать их в эту рукопись. Закончив ее, я отправлюсь на север, чтобы затеряться в глуши Запределья.
Между прочим, хотя эти строки и написаны моею рукой, да к тому же в прошедшем времени, это вовсе не означает, что я вышел из всей этой передряги живым. У смерти множество обличий.
Вскоре после основания Вено рыночная площадь селения стала центром весьма бойкой торговли. Жители обменивались товарами не только друг с другом, но и с крестьянами из Латробии, расположенной далеко к востоку. Речные люди с юга и даже из отдаленных деревень Констанции тоже иногда приплывали на своих барках, надеясь получить в обмен на домотканое сукно и рыболовные снасти нашу свежую дичь, овощи и кое-что еще.
Хоть обитатели Вено к тому времени поднаторели и в охоте, и в земледелии, больше всего гости с юга ценили не дары природы, а именно «кое-что еще» – механизмы, которые сохранились в наших чуланах еще с эпохи жизни в Отличном Городе. Какую-нибудь медную шестеренку легко можно было обменять у них, например, на отличное шерстяное одеяло… Эти железяки речные люди привешивали на шнурки и носили на груди как драгоценные амулеты, вряд ли догадываясь, насколько нам самим отвратительны эти напоминания о прошлом.
Хотя мы и отказались от того, чтобы иметь правительство, никто из поселян не ссорился ни друг с другом, ни с чужаками. Всю свою жизнь проведшие в сельской местности, те были куда агрессивнее жителей Вено, но и они постепенно переняли наши мирные нравы. Видно, само расположение селения, у слияния двух рек, делало людей терпимее.
Лично я ходил на рынок каждую неделю – торговать целебными травами, древесной корой и корешками, которые собирал в полях и лесах, как тому научил меня Эа, прежде чем уйти в Запределье. А еще на рынке я встречался с односельчанами, которые звали меня глянуть на своих беременных женщин. Приняв роды у Арлы, я заработал славу первоклассной повитухи, и не меньше пятнадцати детей в селении появились на свет не без моего, так сказать, участия. Нынешняя роль эскулапа весьма импонировала мне. Я даже робко надеялся, что где-то в Книге судеб она хотя бы отчасти загладит все то зло, которое я причинил людям прежде.
Но две недели назад я принес на рынок то, что прежде и не подумал бы продавать, – вуаль, которую оставила мне Арла. На протяжении многих лет она то бередила мне душу, то утешала меня. Много раз, когда ночное одиночество хватало за горло, я доставал эту тряпку из ящика под кроватью и крепко сжимал в руках. Как часто разговаривал я с этим зеленым отрезом, словно под ним все еще скрывалось ужасное лицо возлюбленной. Сколько раз я спрашивал, зачем она оставила его мне – в знак прощения или как напоминание о моем преступлении?
Той ночью, перед очередным походом на рынок, меня вновь позвали принимать роды. С роженицей все было в порядке, а вот ребенок родился мертвым. Больше часа я бился, пытаясь вернуть его к жизни, хотя с самого начала догадывался, что все это бесполезно. Никто не обвинял меня в случившемся, и, несмотря на мерзкий осадок в душе, я не винил себя и сам.
Возвращаясь домой, я залюбовался необъятным звездным небом и вдруг, не знаю почему, внезапно почувствовал, что прошлое отпустило меня. В голове сама собой возникла мысль: «Пора тебе продать эту вуаль, Клэй. И не просто избавиться от нее, а именно продать. Не важно, за какую цену, главное – найти того, кому она нужна».
Наутро рынок был полон: отчаянно торговались сельчане, резвились и играли дети, невероятные, но поучительные истории рассказывали старики. Закинув мешок с травами на плечо, я влился в рыночную суету.
Для начала я решил спустить свой всегдашний товар. Жители Вено хорошо знали и меня, и качество моих снадобий. Люди описывали свои недуги, а я советовал им, что купить и что сделать, чтобы облегчить страдания. Поторговавшись немного, я выменял моток ниток, несколько иголок из рыбьих костей, немного соли и ориана – молотых южных бобов, из отвара которых получается жалкое подобие озноба. Наконец я извлек из кармана зеленую вуаль и стал пытаться продать и ее.
Кому я ни предлагал сей необычный предмет, все только вежливо отнекивались да отводили глаза. Со дня исчезновения Арлы прошли годы, но обитатели Вено так и не смогли преодолеть суеверный ужас. С тем же успехом я мог предлагать им купить сдернутый с покойника саван.
Вскоре ко мне подошел мой хороший приятель Дженсен Ватт, владелец пивоварни, гнавший напиток, известный в народе как дикий эль.
– Клэй, – сказал он, дружески обняв меня за плечи, – эта тряпица – штука слишком личная, чтобы ее продавать. Ты принимал роды у моей жены и не взял никакой платы, к тому же я еще не отдал тебе карточный долг… Если в чем-то нуждаешься, так и скажи – до захода солнца я пришлю тебе все что нужно.
