Майкл Ривз и Стив Перри
Интермеццо
Джос вытянул осколок исковерканного и зазубренного дюрастила, шириной примерно в половину его ладони, из живота раненого солдата и кинул его в лоток, который держала Толк. Он не лязгнул, когда упал туда — кто-то устал снова и снова выслушивать этот специфический звук и выложил металлические лотки толстыми и упругими обрезками старой изоляции от передатчика. Отныне, когда хирург вытаскивал из пациента шрапнель и отправлял ее в посудину, раздавался менее назойливый, приглушенный мягкий стук.
«Неплохая идея», — подумал Джос. Конечно, новый звук раздражал его точно так же, как и старый. Может и больше. Впрочем, сейчас Джоса много чего раздражало. Стоять тут часами напролет и таскать куски искореженного металла из пробитых и порванных органов — было в верхней строчке этого списка. Поэтому усовершенствование хирургических лотков ради смягчения лязга казалось довольно бессмысленным.
«Ты точно уверен, что хотел оказаться здесь, Джос? — спросил его внутренний голос. — Ты уверен, что хочешь размышлять о бессмысленности сущего?»
Нет. Он не хотел.
Можно подумать, от его желаний что-то зависело.
Охладители воздуха опять были отключены из-за споровой гнили; ничего необычного для здешних мест. Сырая тропическая жара просачивалась в операционную, делала воздух вязким, выдавливала пот и не позволяла ему высохнуть. Запах гнили был вездесущим, он запросто перебивал аромат озона от антисептических полей и еще более неприятную химическую вонь гербицида, которым периодически опрыскивали стены. Споровое заражение стало особенной проблемой с тех пор, как они переехали из Джассеракских низин на возвышенности. Все носили микрофильтровые маски и защитные очки, снаружи и в зданиях — и это не была паранойя; трое людей, кубаз и угнаут прямо сейчас лечились в изоляторе от грибкового поражения легких. Джос повидал представителей этих рас, да и остальных тоже, страдающих от гнойного воспаления легких на последней стадии. Это не было приятно. Некоторых из острых воспалений было достаточно, чтобы они буквально сварились в собственном соку.
А районы возвышенностей на планете слыли особенными рассадниками заразы.
Джос заткнул несколько маленьких сосудов и дал Толк осушить рану. Он осмотрел ее критическим взглядом. Сойдет. Дроид сможет ее залатать, и, если солдат-клон не подхватит воспаление легких, гниль селезенки, или подобного рода инфекцию, вызванную проклятыми спорами, то в следующие 24 часа — он, возможно, выживет, чтобы однажды вновь вернуться в бой.
— Передай его дроиду на зашивание, — сказал Джос Толк. Он вздохнул. — И скажи нашему следующему клиенту, что его столик готов.
Операционный лагерь был временным, причем еще больше, чем обычно, поскольку он лишь недавно был отстроен. «Ремсо» создавались для того, чтобы быстро перемещаться с места на место, отсюда и «мобильный» в «Республиканском мобильном санитарном отряде» — но тех пор, как Джос попал в этот переваренный мир, им лишь однажды пришлось собрать барахло и переехать, и было это меньше недели назад. Сделанное выглядело вполне благоразумно, учитывая устроенное сепаратистами масштабное наступление — чтобы оттолкнуть назад республиканский фронт они палили из мортир, подстегивали их лазерами и лучевым оружием — и в целом успешно смели их с места. Переезд был проведен по инструкции; согласно официальному докладу — с минимальными потерями снаряжения, пациентов и персонала.
И, разумеется, одной из этих потерь оказался ближайший друг Джоса,
Джос издал очередной вздох. Почти пятнадцать минут с тех пор, как он в последний раз думал про Зана. Может стать новым рекордом.
Зан Янт, забрак с Талуса, был хирургом и великолепным музыкантом, соседом Джоса по домику и душой, родственной ему настолько, что он не мог просить большего. Теперь Зан умер — случайная потеря на войне, которую он ненавидел со страстью, для подобного темперамента казавшейся сдержанной. Зан Янт, отпрыск обеспеченного семейства торговцев, исполнитель классических этюдов, сонат, концерлист и прочих творений музыкального гения, был мертв, и не было тому ни смысла, ни цели, ни оправдания.
Он не мучился; хотя бы это являлось утешением. Кусочек шрапнели, тоньше волоска банты, который обнаружили в переднем ганглийном узле забрака, в основании черепа, отключил его мгновенно. Это было — так все говорили — аналогом щелчка главным выключателем сзади на шее протокольного дроида. Так быстро и безболезненно.
Основная разница была, разумеется, в том, что дроида всегда можно включить снова.
Пара солдат-клонов, назначенных служить младшими санитарами, вкатили следующего пациента. Эта черная работа должна была исполняться запрограммированными дроидами, но какая-то ржавчина или гниль атаковала схемы в их механизмах, и в результате больше половины из них перестало работать.
Это была идиотская ситуация. Он шеф-хирург, в конце концов, и капитан, второй в командовании, после полковника Д’Арк Ваэтеса. Ему не требуется по локоть зарываться в сизые кишки солдат-клонов, вытаскивать наружу задолбленный металл и штопать сосуды. Но условия этого мира сложились многие тысячелетия назад, и теперь они работали вручную, в убогих условиях, где так часто под их лазерными скальпелями отмерялась смерть вместо новой жизни.
