Светлана, Тамара, Михаил и Борис стояли у лестницы к Хопру в санатории Пады, расположившегося в имении Нарышкиных. Они уже побывали на могилах Моисейкиных и Дорониной и теперь вспоминали 1994 год…
– А ведь не зря «Пады» с греческого переводится как «царские развалины»… – тихо произнесла Светлана. – Ведь нынешнее состояние усадьбы как нельзя более точно соответствует ему…
Они знали, что в настоящее время за усадьбой никто не следит – санаторию нельзя, а федералы никак не доберутся до балашовской глуши, поэтому все здания усадьбы находятся на грани полного разрушения, однако в первозданном виде сохранились ещё общая структура и планировка усадьбы.
Дорога, отделяющая село Пады от внешнего мира, сама могла бы считаться туристическим маршрутом, правда, для любителей экстрима. Асфальтовая полоса препятствий превращается в деревенскую улицу и ведет прямо к усадьбе, но упирается в ворота санатория. Чтобы увидеть этот памятник, нужно разрешение руководства, которого, как правило, нет на рабочем месте.
Сама же усадьба «Раздолье» со временем все больше становится похожей на старинный заколдованный замок: по сторонам еловой аллеи (это бывший парадный подъезд к господскому дому) пестреют разноцветные корпуса советской постройки, старинные здания – в глубине парка. По сравнению с вековыми дубами двухэтажные особняки кажутся миниатюрными.
Когда-то в имении была огромная каменная оранжерея, фруктовый сад с шпанскими и других сортов вишнями; были персики и абрикосы, лимонные и померанцевые деревья с плодами. «Здесь было сосредоточено все необходимое для проживания высокородного вельможи», – писал декабрист Александр Беляев (его, отбывшего каторгу и солдатчину, владельцы пригласили на должность управляющего).
Слева расположился особняк с башней, который хозяева называли «мужской» дом. Здесь жил глава семьи Нарышкиных. Когда-то в танцевальном зале играл молодой Сергей Рахманинов, в 1890-х годах приезжавший в Пады в гости.
Сейчас недалеко от дома расположилась табличка «Опасная зона». Боковые стены дома обвалились, внутри – месиво кирпича, металла и почерневших досок.
Дом с мезонином отводился для хозяйки усадьбы. Оранжерея, соединявшая покои супругов, исчезла давно. Двери и окна заколочены, но сказочная деревянная резьба на крыльце еще цела. Справа – длинный флигель, где, по одним сведениям, жили дети с няньками, по другим данным – это было жилище управляющего. Крыша домика провалилась, изнутри тянется вверх молодое дерево…
Но дворцовые развалины не единственные здесь. Чуть в стороне от главной аллеи громоздится гигантский недострой – новый корпус санатория, начатый в начале перестройки.
Исторические здания, построенные во времена и на деньги Нарышкиных, стоят по всему селу. Бревенчатый домик, выкрашенный в веселенькие зеленый и желтый цвета, – бывшая метеостанция, теперь здесь работает краеведческий музей. Не только выставленные прялки и люльки, но и высокие пороги, тяжелые двери с щеколдами, запах дерева и старого полотна – как любят нынешние туристы, «аутентичные», полуторавековой давности. Туристов немного, в основном бывшие выпускники с друзьями, приезжающие на малую родину в отпуск.
Рядом кирпичный дом дореволюционного торговца Бакурского: дом был таким добротным, что именно его коснулось первое постановление установившейся в селе советской власти (в постановлении говорилось о национализации).
Вот кирпичные ворота школы, отпраздновавшей в этом году 103-й набор первоклассников.
На другом красивом месте была больница, выстроенная в конце XIX века на средства Нарышкиных. Врач Михаил Соколов происходил из крестьян, за счет владельцев имения получил образование в Петербурге и прошел стажировку в Варшаве. При больнице действовал настоящий роддом, что было на тот момент большой редкостью: деревенские повивальные бабки, не желая терять клиенток, всячески интриговали против земских акушерок. Супруга Нарышкина Феврония Павловна сделала беспроигрышный ход: объявила, что станет крёстной для всех детей, появившихся на свет в роддоме, и подарит каждому младенческое приданое. Ровно через 100 лет, в 1998 году, больницу в Падах «оптимизировали» и растащили на кирпичи.
Они стояли на берегу Хопра и понимали, что на каждом квадратном сантиметре в Падах имеется готовый сюжет, пригодный если не для кино, то для туристического проекта.
