Я бы не оставила его.
Они убедили меня не входить внутрь, но я не собиралась уходить.
Самолёты выли над головой, бросая опускающиеся симметричные линии бомб на крышу Белого Дома. Я кричала вместе с ними, пока они падали, и Тобиас схватил меня за руку, не давая мне побежать обратно к тем ступеням. Звуки ударов доносились ритмично, как сердцебиение, полыхая оранжевыми и белыми вспышками на ночном небе, посылая вверх облака чёрного дыма.
Верхние этажи уже горели.
Я видела, как шторы превращаются в ошмётки после того, как окна выносит наружу взрывом, как из дыма, валившего из почерневших проёмов, оседает пепел и клочки ткани. Новые взрывы обвалили верхнюю часть здания, позволяя пламени ещё сильнее разгореться на верхних этажах.
Та комната, где находился Ревик — голый, касающийся и терпящий прикосновения всех этих других людей и Кэт — её тоже пожирало пламя.
Тобиас посмотрел на Уллису.
Я чувствовала, что они переговариваются, но мне было все равно, и я не слушала.
Мой свет был занят. Я искала его, сканировала небо в поисках самолётов, людей, которые, как я чувствовала, приближались к нам, к нему, со всех сторон. Я искала его в том, что осталось от здания Белого Дома.
Я знала, что на верхних этажах его нет.
Его не могло там быть. Он покинул верхние этажи ещё до меня.
И все же я настороженно следила за пламенем, наблюдала за его распространением.
Кэт смотрела на здание вроде как с безразличием, скрестив тонкие руки поверх костюма, пошитого на заказ.
Ключевые символы человеческого мира ничто для неё не значили.
Я чувствовала достаточно, чтобы понимать — её безразличие как минимум отчасти является фасадом. Плевать она хотела на Белый Дом и на меня, но она беспокоилась о Ревике. По моему мнению, она беспокоилась о нём куда сильнее, чем имела на то право. Я также чувствовала, как из её света сочится злость на меня. Она винила меня в том, что он сейчас не с нами.
Она всё ещё не до конца понимала, что с ним произошло.
Однако мне всё равно, что она там понимала или не понимала.
На мгновение я представила, как держу пистолет.
Я представила, как выстрелом сбиваю эту дерьмовую усмешку с её лица.
Я гадала, будет ли кому-то до этого дело.
Тобиас схватил меня за руку. Сначала я думала, что он услышал мои мысли, но затем он потащил меня к подъездной дорожке и воротам Восточного крыла. Я просканировала вперёд и почувствовала, что там меня ждёт машина.
Но я не собиралась уходить.
Извернувшись в его руках и как можно сильнее пнув мужчину-видящего в пах, я вырвалась из его хватки, как только он издал вопль, полный боли. Не успев сформировать связную мысль, я ударила его кулаком по лицу. Когда Уллиса попыталась схватить меня с другой стороны, я ударила её по виску, сбив на колени.
Она упёрлась рукой в асфальт, остановив падение, а другой ладонью схватилась за голову. Её свет источал шок.
После этого они оба сторонились меня.
По крайней мере, на какое-то время.
Я хотела сделать не только это. Я всё ещё чувствовала на них запах моего мужа… на всех них. Будь у меня пистолет, я действительно могла бы перестрелять их всех.
Я понимала, что я не в своём уме. Я понимала, что со мной что-то не так.
Однако мне и на это было наплевать.
Где-то наверху плыли серебряные нити.
Затерявшись в его aleimi, в изломанных кусочках его разума, я пыталась дышать, обрести какую-то ясность. Он был таким одиноким. Он слишком долго был один.
Уллиса и Тобиас успокаивали меня уговорами… а может, успокаивали самих себя.
Я слушала их лишь какой-то частью своего разума, но я оставалась разделённой, затерянной где-то в этих серебристых фрагментах, которые образовывали живой свет моего мужа. В отличие от прежних попыток, когда мне удавалось поддерживать разделённое сознание всего несколько секунд, теперь мне казалось совершенно естественным находиться в обоих местах разом.
Мои глаза светились, и я едва могла что-либо видеть, но и это не имело значения.
Через Барьер я видела всё.
Он. Всё это затевалось ради него.
Моё похищение, заманивание его сюда, приказ, чтобы он убил мальчика — всё это делалось для того, чтобы вернуть его, сделать его вновь пригодным для работы.
Они использовали меня, чтобы вернуть Сайримна.
Я вновь почувствовала его. Даже теперь то, что я ощущала, было до боли знакомым, скорее принадлежащим ему, нежели кому-то чужому, настолько наполненным его присутствием, что я хотела притянуть его обратно сквозь эту бездну тьмы. Это ощущалось как мой муж, даже подо всеми этими извивающимися серебристыми нитями — настолько похоже на него, что я едва могла дышать от ощущения его вокруг.
Может, я даже с самого начала знала, кто он такой. Может, я не хотела знать, поэтому избегала всех намёков и подсказок, знаков и шепотков, указывавших мне в сторону правды. Может, я надеялась, что мы оба сумеем сбежать от этого.
А может, я просто знала, что от этого не будет никакой разницы.
Может, я знала и всё равно хотела его.
