Линкольн Стеффенс
МАЛЬЧИК НА КОНЕ
Глава 1 АНГЕЛЬСКИЙ ВОЗРАСТ
Ранним утром 6-го апреля 1866 года в маленьком доме миссионерского квартала Сан-Франциско, штат Калифорния, родился, по словам моей матери, замечательный ребёнок. Это был я.
Мать моя, изумительная женщина, награждала меня этим эпитетом всякий раз, когда речь заходила обо мне, до тех пор, пока я не подрос в достаточной мере, чтобы приводить собственные доказательства своей исключительности. И даже тогда, несмотря на то что я, хмурясь, пытался остановить её, она всегда готова была приводить это лестное определение, которое впервые досталось мне во время землетрясения 1868 года.
Когда подземный толчок вышвырнул большинство жителей Сан-Франциско из домов на улицы, мать вбежала ко мне в спальню и увидела, что со мной ничего не случилось кроме того, что я упал с кровати на пол. Со слезами на глазах онапотом рассказывала, что я оказался цел и невредим, конечно же, не плакал и как всегда улыбался - ну просто золото, а не ребёнок.
В моём сознании это событие представляется мне не столько проявлением моей добродетели, сколько житейской мудрости. Я знал, что мать меня не бросит, даже если разверзнутся улицы и перевернётся мир. И в этом нет ничего удивительного.
Всякий порядочный младенец наверняка знает, что может довериться своей матери.
Меня поражает своей исключительностью и кажется многообещающим в этом событии то, что уже тогда я обладал некоторым даром разбираться в относительной ценности событий. Уже тогда я воспринимал такие стихийные явления природы, как землетрясение, как нечто такое, что мне по плечу. Именно потому-то, мне кажется, я улыбался тогда, поэтому я улыбаюсь и теперь; и возможно поэтому и история моя повествует о счастливой жизни, которая с каждым днём становится всё счастливее и счастливее. И теперь, листая вспять страницы своей жизни вплоть до самой первой, мне кажется, что каждая глава моих приключений счастливее предыдущих. Аэта самая ранняя пора, брызжущая смехом, - лучше всех. У меня теперь уж есть свой собственный малыш, мой первенец, - замечательный ребёнок, - который, вываливаясь из кроватки, хохочет, - ну не ребёнок, а чистое золото.
Родился я в хорошей семье. Мать моя - Элизабет - Луиза Саймс, родом англичанка, приехала из Нью-Йорка через Панамский перешеек в Сан-Франциско ещё в 60-х годах, чтобы выйти замуж. На восточном побережье тогда ходили слухи, что золотая лихорадка 49-го года наводнила Калифорнию мужчинами сильными, отважными, предприимчивыми парнями, находившими там золото, серебро и всё на свете, за исключением жён. Там не хватало подходящих для женитьбы женщин. Мать моя обладала присущим женщинам даром видеть вещи в их настоящем свете и чувством практической смётки, непосредственно требующим действия. Она не только сознавала, что подобно всем девушкам, ей хочется мужа, но призналась себе в этом и приняла меры к тому, чтобы найти себе его. У неё не было шансов удачно выйти замуж на перенаселённом востоке: слишком уж остра была конкуренция среди девушек из бедных семей, к каковым принадлежала и она. И она отправилась на запад.
Будучи швеёй, она всегда и везде могла заработать себе на жизнь. Она взяла с собой одну из своих сестёр, Эмму, и они вместе отправились на богатейшую по тем временам ярмарку женихов. Там, в Сан-Франциско, они сразу же вышли замуж за двух молодых парней-приятелей, с которыми они познакомились в первом же пансионате.
Они разбились на пары, а затем вышли замуж, поменявшись женихами; в остальном же всё вышло так, как они и предполагали. Об этом я говорю со слов отца, который любил рассказывать нам эту историю в присутствии матери; это очень раздражало её и в то же время нравилось ей. Она была добродушной, но вспыльчивой женщиной.
Отец же любил поддразнивать, шутить, руководствуясь правилом, что ко всему нужно относиться с шуткой.
Отец был одним из 16 или 17 детей фермера-переселенца из Восточной Канады, в числе первых приехавшего на запад, в Иллинойс, в подводе вместе с женой. Там дед купил участок необрабатываемой земли, расчистил его и возделал; вырастил целый выводок рослых сыновей и сильных дочерей и умер уже в 1881 году восьмидесяти одного года от роду. Он был оригинал, этот мой дедушка. Я видел его лишь один раз в жизни. Мать однажды возила нас с сестрёнкой к нему в гости. Мы тогда были ещё совсем маленькими, но я помню, как он, согбенный возрастом и погружённый в раздумье, медленно поднял голову, оглядел нас и, хмыкнув, вновь ушёл в себя, отгородившись молчанием. Лишь один раз он ожил для меня. Я как-то разглядывал метёлку из конского волоса, что торчала из дырки в дощатом заборе. Она в точности походила на лошадиный хвост, и я всё стремился разглядеть лошадь через щель в заборе. Дедушка, наблюдавший за мной, сказал: "У хвоста отрезали лошадь".
Я удивился, но он не засмеялся, и я поверил ему.
Помимо занятий земледелием и животноводством дедушка иногда читал проповеди и, когда в школе не было постоянного преподавателя, учительствовал там. Он выращивал лошадей и играл в тотализатор. Однажды, на спор, на беговой дорожке между заездами он прочитал такую проповедь, молва о которой много лет спустя дошла и до моих ушей. Зимой, одним из самых любимых его занятий было собрать всё семейство у камина и предложить бабушке рассказать о каком-либо бое с индейцами.
