– Мне совершенно все равно, если вы ничего больше в жизни не умеете делать. Мне все равно, если вы теряете свой доход, свой дом, все, чем вы владеете. Да, зае…сь все это, девочки. Соберите все свое самоуважение и бросайте это занятие. Быть проституткой – значит быть никем, марионеткой в руках мужчины. Плюньте на ваших сутенеров, на ваших хозяев. Мы поможем вам. Мы окажем вам любую помощь, какая в наших силах. Мы поднимем вас так, что ваша прошлая жизнь покажется вам страшным сном.
Маргарет Лоуренс Броун говорила так уже пятнадцать минут, потом остановилась сделать глоток воды из стакана, который ей протянули на самодельную трибуну. Слушать ее собралась большая толпа и это ей льстило. Толпа заполнила большую часть Сентрал-парка, это были в основном женщины, среди них затесалось только несколько мужчин. Был теплый августовский день 1974 года, число приверженцев Маргарет Лоуренс Броун все росло.
Голос ее звучал сильно и ясно, она говорила без запинок. Свои мысли она излагала громко и четко.
Маргарет Лоуренс Броун была высокой женщиной тридцати с чем-то лет. На ее сильном сияющем лице не было никакой косметики, его окаймляли длинные черные волосы, носила она простую хлопчатобумажную одежду, ботинки и прелестную нитку бус.
Маргарет Лоуренс Броун пользовалась в Америке огромной популярностью. Она без устали вела борьбу за права женщин и одержала в этой борьбе немало побед. Она написала три книги, регулярно выступала по телевидению, зарабатывала большие деньги, которые целиком отдавала своей организации – СЖ – «Свободные Женщины Сейчас».
Над ней все смеялись, когда она взялась за проблему проституток. Однако, теперь, спустя три месяца, когда тысячи женщин бросили эту профессию и стали ее последовательницами, никто уже не смеялся.
– Мы должны подняться сейчас! – выкрикнула Маргарет, решительно вздернув подбородок.
– Да! Да! – грянули ей в ответ женщины.
– Вы заживете вновь. Вы будете жить!
– Да! Да! – толпа реагировала неистово, как бывает на сборищах религиозных фанатиков.
– Вы будете свободны! – обещала она им.
– Да!
Маргарет вдруг упала, а толпа продолжала топать ногами и криками выражать одобрение. Из маленькой аккуратной дырочки посреди ее лба брызнула кровь.
Прошло несколько минут прежде чем толпа поняла, что произошло, прежде, чем началась истерика и паника.
Маргарет Лоуренс Броун застрелили.
В этот дом в Майами можно было попасть только миновав электрофицированные ворота и пройдя тщательную проверку со стороны двух охранников в форме, у которых на поясах висели тяжелые пистолеты.
Элио Маркузи легко прошел эту проверку. Этот толстый пожилой мужчина с прозрачными глазами пьяницы передвигался как беременная кошка.
Подходя к большому дому, он начал тихонько отдуваться, чувствуя себя неловко в слишком узком сером костюме, весь потный от жары.
На его звонок дверь отворила горничная. Угрюмая итальянская девушка с большими ногами и руками, немного говорившая по-английски, она кивнула Элио и сообщила ему что Padroe[1] Бассалино около бассейна.
Он похлопал ее по заднице и пошел через дом к внутреннему дворику, ведущему к бассейну, который напоминал своей формой человеческую почку.
Там его приветствовала Мэри Энн Огест, очень хорошенькая молодая женщина, с блондинистыми, волнующими мужчин волосами, уложенными в старомодную прическу, и гибким телом, прикрытом крошечным бикини в горошек.
– Привет, Элио, – хихикнула она, поднимаясь со своего шезлонга.
– Я как раз собиралась приготовить себе какую-нибудь выпивку. Хочешь?
Она приняла соблазнительную позу, играя золотой цепью, висевшей между ее роскошными грудями.
Элио с удовольствием посмотрел на это молодое тело, облизывая губы в предвкушении того дня – наверняка, не такого далекого – когда Мэри Энн надоест Энцио и он отдаст ее, как бывало со всеми другими.
– Да, я бы выпил баккарди, и побольше льда. И кроме того немножко наструганного картофеля с орешками и несколько маслин. – Он жалобно погладил свой необъятный живот. – У меня не было времени для ленча. Такой загруженный получился день. А где Энцио?
Мэри Энн махнула рукой в сторону казавшегося бесконечным сада.
– Что-то там подрезает. Я думаю, свои розы, – напевно сказала она.
– Ну, да, его розы.
Инстинктивно Элио оглянулся на дом, и, конечно, она была там, Роза Бассалино, выглядывающая в узкий просвет между занавесками.
Роза, жена Энцио. В течение многих лет она не выходит из своей комнаты и разговаривает только с тремя своими сыновьями. Она вечно сидит у окна, выжидая и наблюдая. У Элио от этого мурашки по коже бегают. Он не мог понять, как Энцио терпит ее.
Мери Энн порхнула к бару и занялась выпивкой. Ей было девятнадцать лет и она жила с Энцио уже почти шесть месяцев – своего рода рекорд, Энцио никогда не держал их так подолгу.
Усевшись в кресло Элио тихо закрыл глаза. Такой трудный день…
– Эй, Элио, чао, мой друг, мой мальчик. Как чувствуешь себя?
Элио немедленно проснулся и с виноватым видом вскочил на ноги.
Энцио нависал над ним. В свои шестьдесят девять лет он обладал крепким бронзовым телом мужчины по крайней мере вполовину моложе, собственными зубами, бугристым лицом с глубокими морщинами, копной жестких стального цвета волос.
