СРЕДА, 13 ИЮЛЯ 1977 ГОДА, НЬЮ-ЙОРК
Коста Дзеннокотти не отрывал глаз от сидевшей напротив его украшенного резьбой письменного стола девушки. Говорила она очень быстро, помогая себе энергичными жестами и выразительной мимикой. Господи! В эти мгновения он ненавидел себя из-за назойливо лезущих в голову мыслей, но поделать ничего не мог — перед ним быль самая соблазнительная женщина из всех, что ему приходилось когда-либо видеть…
— Коста! — вдруг с ходу остановившись, резко произнесла девушка. — Ты меня слушаешь?
— Конечно, Лаки, — тут же отозвался он, чуть смутившись, — своим видом его собеседница походила больше на хрупкую, худенькую школьницу. Сколько ей сейчас — двадцать семь? Двадцать восемь? Но какой ум, какая проницательность — похоже, она знала, о чем именно он подумал.
Лаки Сантанджело. Дочь его лучшего друга, Джино. Ведьма. Ребенок. Эмансипе. Искусительница. Коста знал о ней все.
— Так что ты и сам понимаешь, — порывшись в своей сумке от Гуччи, она извлекла пачку сигарет, — никоим образом отец не может вернуться сюда в настоящее время. Никоим образом. И ты должен остановить его.
Коста пожал плечами. Иногда она казалась такой несмышленой. Неужели Лаки всерьез считает, что кому-то удастся убедить Джино не делать того, к чему в данный момент направлены все его помыслы? Ей, его дочери, лучше чем кому бы то ни было известно, что это просто нереально. В конце концов, ведь они же слеплены из одного теста, Джино и Лаки, они похожи друг на друга настолько, насколько для двух человек это вообще возможно. Даже внешне она чуть ли не копия отца. То же энергичное, полное страсти лицо с оливковой от загара кожей, те же глубоко посаженные черные глаза, те же чувственные губы. Только другая форма носа: хищный, выдающийся у Джино и нежный, спокойных очертаний, более подходящий женщине, у Лаки. Густые, черные, волнистые волосы. Лаки отпустила их до плеч. Прическа Джино, конечно, короче, но и он в свои семьдесят с лишним лет не потерял еще ни единого волоса.
С сожалением Коста провел ладонью по своей голове — обширное, безудержное продолжение лба делало бессмысленными все попытки прикрыть остававшимися прядями печальную пустыню. А ведь ему всего шестьдесят восемь. Хотя, с другой стороны, чего еще можно ожидать в этом возрасте?
— Ты скажешь ему? — требовательно спросила она. — Ну? Ну так как?
Коста подумал, что сейчас лучше не говорить о том, что в этот самый момент самолет, в котором сидит Джино, уже идет на посадку. Колеса его вот-вот коснутся бетонного поля аэропорта, и Джино будет здесь. Лаки придется смириться с тем, что ее отец опять одержал верх.
Черт возьми! Похоже, что все дерьмо выплеснут на невинных зрителей, а он, Коста, сидит в первом ряду.
Тремя этажами выше, расположившись в тихом офисе своего друга Джерри Майерсона, Стивен Беркли с головой ушел в работу. Между ними существовала договоренность: если Стиву потребуется полное уединение, то по окончании рабочего дня он может прийти сюда, в этот кабинет. Услуга значительная: никаких телефонных звонков, никаких назойливых посетителей. Кабинет самого Беркли представлял собой палату сумасшедшего дома в любое время дня или ночи. А дома ему не давал покоя телефон.
Он потянулся, бросил взгляд на часы и, увидев, что уже почти половина десятого, негромко выругался. Время пролетело слишком быстро. В голове мелькнула мысль об Айлин — может, стоит позвонить ей? В театр они из-за него уже опоздали, однако в Айлин ему нравилось именно то, что ее невозможно застать врасплох, она ко всему относилась спокойно — будь то сорвавшийся поход в театр или внезапно расстроившаяся помолвка. Три недели назад он предложил ей пожениться, и Айлин ответила согласием. Стива это ничуть не удивило: от Айлин можно ожидать чего угодно, а после того как он развелся с Зизи, своей бывшей женой, его уже ничто не в состоянии поразить.
Стивену Беркли было тридцать восемь лет, ему очень не хватало спокойной, устоявшейся семейной жизни. Обрести ее он надеялся в обществе тридцатитрехлетней Айлин.
Стивен являл собой образец преуспевающего адвоката. К процветанию его подняла волна моды на чернокожих, пришедшаяся как раз на то время, когда выпускник юридического колледжа, за четыре года учебы получивший прекрасное образование, с энтузиазмом размышлял о будущей карьере. С его знаниями, умом, манерами он без особых усилий достигнет того, к чему стремится.
Этому способствовала и на редкость привлекательная внешность: атлетическая фигура шести с лишним футов ростом, открытый, прямой взгляд зеленоватых глаз, мягкие, вьющиеся, черные волосы и кожа цвета молочного шоколада. Более всего людей обезоруживало то, что Стивен не отдавал себе никакого отчета в том, насколько он красив. Это сбивало людей с толку. Предполагая в нем заносчивость, они обнаруживали вдруг радушную вежливость, готовя себя к встрече с высокомерным честолюбцем, открывали в Стивене человека, охваченного искренним желанием помочь.
Он методично разложил бумаги, с которыми работал, по отделениям своего потертого кожаного чемоданчика. Затем обвел взглядом кабинет, выключил настольную лампу и направился к двери. Сейчас он занимался одним расследованием, дело уже близилось к концу. Стивен испытывал приятную усталость, вызванную напряженной работой — его излюбленным времяпрепровождением. Даже секс по остроте ощущений отступал на второй план. И вовсе не потому, что Стивен не умел получать от него наслаждения, нет, заняться любовью с хорошей партнершей — это здорово, но вот с Зизи постель представлялась ему такой скукой. Ну давай же. Давай. Давай. Маленькой рыжеволосой Зизи мужчина требовался круглые сутки — то есть и тогда, когда Стивена рядом не было… ну да ладно, в конце концов, она нашла для себя способ проводить время. А ему нужно было прислушаться к совету матери и, во-первых, ни в коем случае не жениться на Зизи. Но кто, скажите, станет слушать родителей, когда эта штука раскалена так, что жжет ноги?
