Небо первое — ромашки.
Небо второе — прах земной.
Небо третье — текущая вода.
Небо четвертое — орхидеи.
* * *
Вдыхая густой, сладкий и целебный запах, не похожий ни на что иное, Лиль вступил в круг четвертый. Над его головой заложила вираж хищная птица, в его голове поселились молнии.
«Ничего, — подумал Лиль. — Это еще ничего… Вот в круге седьмом…»
В круге седьмом, возможно, даже седьмого неба будет мало.
* * *
Все началось с того, что после утреннего обхода Тако ввалилась в штаб особенно грязная и подозрительно довольная собой.
— Держи, командир, — сказала она, бросая на стол грязную тряпку. — Отбила у зеленых, с риском для жизни.
Чихуа, который при этом присутствовал — картошку чистил, — заржал, как конь.
— Ну, — сказал Лиль мрачно, откладывая ложку. Он не любил, когда его отвлекали от утренней овсянки. — Че за хрень ты притащила?
— Это карта, — довольно сказала Тако. — Я ее, считай, в крови младенцев искупала. Так что по всем законам должно быть верно.
Лиль дернул углом рта и вернулся к еде.
— По законам ей… проверь, а потом говори.
Тако закатила глаза и выпростала из-под куртки микрочип на длинной цепочке. Ее сначала называли Чип — как раз из-за этой цацки. Потом переименовали, когда она отбила у «зеленых» две консервные банки с кукурузной мукой и испекла лепешек на всех.
Еда — это важно. Самое важное здесь.
Тако покачала микрочипом над «картой». Цацка слабенько засветилась, показывая — да, что-то там есть.
Лиль подвинул тряпицу к себе и посмотрел на нее правым, видящим, глазом. Тряпка. Старая. На ней чем-то коричневым, — раствором йода, подсказал глаз левый, зрячий — нанесена была простейшая план-схема. Лиль узнал острог «зеленых», бункер Змея Горыныча и левый край Заповедного леса, который выходит к заливу. Все понятно.
— Опупеть, — резюмировал Чихуа. — Е-е-е, братья и сестры, мы таки захватим цацку!
— Буди Кида, — распорядился Лиль. — И толковище собирай, что ли. Побазарим и пойдем.
— Сейчас? — поразилась Тако.
— Нет, после дождичка в четверг.
— Ты хоть позавтракать дай, монстр хренов!
Лиль пожал плечами и подвинул к ней тарелку со своей недоеденной овсянкой. Еды в лагере было мало.
* * *
Нет, все началось раньше. Когда какой-то умный человек сказал: «А почему бы нам не замутить вызов инфернальной сущности? Ну, просто по приколу…»
Значение слова «прикол» умник познал буквально через пару часов: когда выхаркивал кровь из орущего рта. Длинная сарисса, пронзившая ему грудь, заодно прикалывала юношу к стене — как бабочку к листу альбома.
Демон, вылезший из пентаграммы к вящему удивлению участников вечеринки, тоже был не прочь повеселиться. Увы, почему-то никто из гостей не воспринял его юмора.
Говорят, что парня, который все это затеял, звали Артемий Иванов и был он по профессии веб-дизайнером.
А вот как он выжил, Лиль не помнит до сих пор.
* * *
Толковище затянулось.
Найти артефакт Разлома мира, конечно, очень заманчиво — тогда из тьмы, авось, удастся выдернуть новую территорию. Лишний шанс пережить зиму. Но и охотников никто не хотел отпускать на это дело в преддверии холодов: а ну как не вернутся? А если в их отсутствие нападут соседи? Особенно через месяц, когда придет пора собирать урожай.
Например, те же зеленые. Смешно звучит, но вдруг…
Профессор на толковище отсутствовал: они с учениками охраняли посевы. Само по себе это хорошо, полезное дело. Но вот что Профессора нет — плохо. Он бы сказал веское слово, и его бы послушали. Особенно Аргус. Аргус всегда слушает Профессора: вроде бы, он тоже у него учился когда-то. А все остальные слушают Аргуса. Считается, что Аргус видит будущее.
На самом деле ни хрена не видит, он как-то признался Лилю, когда в очередной раз их с Кидом перевязывал. Просто у Аргуса много глаз, и все считают, что это должно что-нибудь означать.
Люди боялись: еще опять придется кидать жребий. Особенно, если злаки не уродятся.
Потом кто-то напомнил, что мясо охотников все равно не пригодно в пищу — в жеребьевке они не участвуют.
Лиль стоял под хмурым, теплым дождем и молча слушал все это. Горстка грязных, одетых в лохмотья людей между покосившимися землянками хмуро решала, как жить и выживать.
Наконец Аргус, староста, хлопнул Лиля по плечу и сказал:
— Дерзайте, ребята.
* * *
…Возможно, все началось раньше.
…когда забыли о силе слова.
…когда была вырублена первая священная роща, чтобы освободить место под пастбище.
…когда перестали соблюдать простые правила: не здороваться через порог, не говорить плохого, оглядываться через левое плечо, менять дорогу, если вдруг увидишь черную кошку.
…когда стали держать в домах зеркала.
Наверное, все было именно так.
Если это не чушь собачья и не пропаганда.
Когда мир обрушился — посыпались амальгамы серебряными осколками, явились откуда ни возьмись дикие сущности, а темнота за порогом ожила и посмотрела на человека сотнями недобрых глаз — брошюры подобного содержания ходили повсюду. Но это ведь ничего не значит. Кто-то делал деньги на этой макулатуре.
Когда мир осыпался еще больше, печатать и распространять брошюры стало некому.
Лиль плохо помнил то время: он тогда отлеживался в избушке у матушки До. «Был бы ты девицей, — говорила матушка До, умиленно взирая на Лиля, уплетающего доширак из пластикового подноса, — ей-ей, обучила бы! А может, пол-то поменяешь, а? Символическая кастрация — и всего делов».
