Кузница Барпы стоит на отшибе, недалеко от аила, среди низы.
Старик Барпы среднего роста, почти квадратный — такие у него широкие плечи, — с круглой головой, редкими седыми усами и бородой и острыми, внимательными глазами. Он молчун — бывает, за день десяти слов не скажет, — зачем тратить слова впустую? Ходит не торопясь по кузнице, стучит деревянной ногой, весь поглощенный своими думами, перекуров не делает и прерывает работу лишь для того, чтобы выпить в обед трехлитровую банку айрана.
Когда кто-нибудь является в кузницу с заказом, он молча выслушивает и кратко отвечает: «Сделаю. Приходи через столько-то времени», или наоборот; «Это я не смогу. Тебе надо ехать в район». И все.
_ Поворачивается и принимается за прерванное дело.
Я стою у наковальни и смотрю на работу Барпы, который делает рессору для брички. С короткого взмаха он резко ударяет молотом по раскаленному железу. Искры разлетаются во все стороны, освещая полутемную кузницу. Кузнец сосредоточен и серьезен.
Он поднимает голову и смотрит на меня:
— Что, головастый, в ученики хочешь?
Я киваю.
— А ну, подними-ка вон тот молот.
Я хватаюсь двумя руками за старую отполированную ручку и, напрягшись изо всех сил, поднимаю молот над головой.
— Хорошо, хорошо, — улыбается Барпы краешками губ. — Приходи завтра пораньше.
— А можно, я сегодня начну работать? — Радость так и прет из меня.
— Завтра, — отвечает он коротко и поворачивается к горну. — Вчера я у твоего отца был в больнице. Ему лучше уже стало. Просил передать тебе, чтобы ты бабушку слушался.
— Ладно! — кричу я, радостный, выбегая из кузни. — Спасибо большое!
Утром я встал рано. Быстро умылся, выпил молока. Вышел из дому, когда занималась заря.
В конце улицы, у поворота, я оглянулся. Возле наших белых ворот стояли бабушка и рядом с ней мой братишка и смотрели мне вслед. Я знаю, что в этот момент шептала бабушка, утирая краешком платка слезинку на щеке: «Озорник ты мой маленький!
Счастья тебе! Пусть будет тебе удача в жизни! И пусть ты никогда не узнаешь того, что выпало на нашу долю». Так она всегда говорит.
Увидев издали стоящего у развилки Барпы, я помахал ему рукой. Кузнец был одет в старую фуфайку, на голове — выцветшая, измятая шляпа. В руках — брезентовая сумка с обедом и новый молот.
— Держи свой молот, — сказал он, подавая мне его.
Мы молча пошли в сторону кузницы. Молот был легче вчерашнего, но все равно я быстро устал и нес его, попеременно перекладывая с одного плеча на другое. Барпы шел впереди, равномерно — «тук, тук» — стучала его деревянная нога. За ним я — с молотом на плече, словно оруженосец средневекового рыцаря.
У кузницы нас ждал шофер бензовоза со сломанной рессорой в руке.
— Аксакал, выручай! — Он двумя руками пожал широкую ладонь Барпы. Со мной поздоровался так почтительно, будто я председатель колхоза.
— Коренник полетел, — начал он объяснять кузнецу, шагая рядом.
— Сделаем, — сказал Барпы и взял рессору из рук шофера. Оглядывая ее, полез в карман, бросил мне ключ: — А ну-ка, открой кузню и раздуй огонь.
Так начался мой первый рабочий день.
Барпы — герой. Про него написано в нашем школьном учебнике. Он кавалер всех орденов Славы.
Мы однажды приглашали его к нам в школу, только он ничего не рассказал о себе. Сказал лишь, чтобы мы учились хорошо, слишком не баловались и тепло одевались (это было в феврале). Посидел молча, посмотрел нашу самодеятельность и ушел.
С того дня во мне зародилось сильное желание услышать о подвигах Барпы от него самого. Он стал для меня самым загадочным человеком на земле. За что он получил столько орденов и медалей и почему никогда и никому об этом не рассказывает? Не то что старик Алтынбай. У того всего лишь одна медаль, но он может рассказывать о войне три дня с утра и до вечера.
Я уже давно собираюсь задать Барпы измучивший меня вопрос, но никак не могу выбрать подходящего момента.
…Однажды вечером, когда мы пили чай, вошел, тяжело ступая, Барпы. Одежда его и деревянная нога были сплошь в мазуте (наверно, помогал соседу чинить трактор), и сам выглядел очень усталым.
Кузнец сел к дастархану, молча выпил пиалу чая. — Оглядел нашу комнату, долго смотрел на меня. Потом взгляд его остановился на бабушке.
— Анийпаш, — сказал он своим глухим голосом. — Дай мне фотографию, где мы с Кубатом сняты. (Ку-бат — мой погибший на войне дядя.) Я думаю на днях в город съездить. Хочу увеличить ее. Заодно и для вас несколько штук закажу.
Бабушка пошла в другую комнату и скоро вернулась с маленьким свертком, завернутым в синий бархат. Развернула его и достала небольшой черный пакет, плотно набитый старыми, пожелтевшими фотокарточками. Стала перебирать их.
