Роберт Блох
Кушетка
Он шагнул в телефонную будку, закрыл за собой дверь. Поспешно сняв трубку, бросил в щель монетку. Быстро набрал номер.
После нескольких гудков в трубке прозвучало:
— Полицейский департамент.
— Отдел убийств, пожалуйста, — торопливо сказал он. — Лейтенанта Крицмана.
Миг ожидания.
— Отдел убийств. Говорит лейтенант Крицман.
Человек в телефонной будке глубоко вздохнул и произнес:
— Я хочу сообщить об убийстве.
Короткая пауза.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Не могу. Понимаете... — он колебался, подбирая слова. — Оно еще не произошло.
— Не произошло? — в голосе полицейского послышалось недоумение.
— Оно, впрочем, произойдет... скоро,— пробормотал он. — Кто-то будет убит. Ровно в семь часов. До свидания, лейтенант.
— Минуточку! — теперь голос звучал раздраженно. — Как вас зовут? Кто вы?
Человек еще раз глубоко вздохнул.
— А вы не догадались? Я — убийца!
Он повесил трубку, открыл дверь и вышел в темноту.
Было без пяти минут семь...
2
Осенью темнота на окраины Лос-Анджелеса наступает рано. Вспыхивают огни реклам, и туман над толпой людей меняет цвет.
Но мало кто смотрит вверх в этой части города. Большинство прохожих и праздношатающихся у Першинг-сквера предпочитают смотреть под ноги, не желая видеть друг друга и свои отражения в сверкающих витринах. Будучи обитателями Большого Лос-Анджелеса, они понимают, что совершают несмываемый грех, идя пешком.
Ибо пешеходом быть грешно.
Может быть, кто-то из невезучих и испытывает симпатию к товарищам по несчастью, но пешеходы стараются не замечать собратьев.
Он шел против течения толпы.
Никто не обращал на него ни малейшего внимания, и не обратил бы, будь он хоть десяти футов ростом.
А он сейчас ощущал себя именно великаном — десяти футов и даже выше. Он был огромен, возвышался над небоскребами и мог свободно шагать через город — пока прихоть не заставит его наклониться и взять то, на что он имеет право.
„Но это не прихоть”, — напомнил он себе. Пора спуститься с небес на землю. Перейти к делу. На землю, на землю...
Он повторял это снова и снова, пока не обнаружил, что ритм слов заставляет его маршировать. Тогда он остановился.
И в этот момент услышал голос.
Взглянув налево, он увидел небольшую группу людей у входа в столовую (как ему сначала показалось) — но приглядевшись, он понял, что это пустующая лавка. За толпой зевак маячил лавочник, разложивший товар на столике у входа.
Прислушиваясь, Подошел ближе.
— А теперь, ребята, я покажу вам кое-что для детишек...
Пора начинать поиск.
Он вклинился в толпу, заглядывая через чужие плечи. Торговец — потасканный человек в старом костюме — тускло улыбался. Рядом с ним, на трехногом столике, лежало с полдюжины картонных коробок. Торговец потянулся за одной.
— Вот маленькая штучка, которую я только что получил прямо из Парижа, — сказал лавочник и сунул руку в коробку, на которой было четко напечатано: „ЭЙС НОВЕЛТИ К° — Лос-Анджелес, Калифорния”
Рука вынырнула из коробки, держа фигурку.
— Пр-рямо из Парижа! Сенсационная европейская кукла!
Это была заводная игрушка, маленький манекен, одетый в цилиндр и фрак. Торговец поставил игрушку перед собой и достал вторую. Это оказался клоун с размалеванным лицом и с концертино в руках.
Торговец взял куклу в цилиндре и повернул ключ, торчащий из ее спины.
— Вы только взгляните, как он ходит, — сказал торговец и поставил куклу на плоскую поверхность.
Игрушка осталась неподвижной.
— О! — торговец устало улыбнулся. — Надо полагать, этот натрудил ножки. Но они действительно работают, ребята, — вот давайте попробуем этого парня.
Он завел клоуна. Тот начал кружить по столу, его руки сжимали концертино, и инструмент засопел.
— Видите? Что я вам говорил! Посмотрите, как он ходит!
Толпа придвинулась. Люди вытаращили глаза. Человек в куртке вынул руки из карманов и тоже подошел ближе.
— Разве вам не хочется взять одного домой, для детишек?
Толпа смотрела на игрушку. Человек смотрел на толпу: скучный бизнесмен, мутноглазый бездельник, хихикающая стенографистка и ее подружка, жующая резинку...
Теперь он стоял позади седого человека, который мусолил во рту окурок сигары и внимательно следил за движущейся фигуркой.
Клоун, глазеющий на клоуна.
Он уставился на этого человека, вполуха слушая, как торговец заливается соловьем:
— Заведите его один раз — и он никогда не остановится...
ЭТОГО клоуна можно было остановить. И даже очень легко.
— Ну, я вижу, вы, ребята, умные люди. Вы знаете, что я имею в виду, говоря, что у этой маленькой новинки вечная пружина, подлинный швейцарский механизм!
Он огляделся вокруг, пока „умные люди” хихикали, глазели и жевали. Клоуны! Все до одного! И этот, с окурком сигары, — хуже всех!
— Каждая — с безусловной гарантией. Они никогда не устанут, они не могут сломаться или опрокинуться!
Нет, могут!
Он сделал шаг назад, сунул руку в карман куртки. Затем, быстро вытащив что-то из кармана, зашел за спину человеку с сигарой и резко придвинулся к нему.
Жаль, что не удалось увидеть, как открылся рот клоуна и выпал окурок сигары. Жаль, что не видно было его искаженного лица, когда он падал. Не было времени смотреть.
Нужно было сразу отойти — очень тихо и спокойно, осторожно, осмотрительно и скромно, постоянно внушая себе: „Не беги, все кончено...”
