1
Каббалисты знают, что зов крови и зов плоти имеют одно и то же происхождение, вот почему за «Не убий» следует «Не прелюбодействуй».
Реб Фалик Эрлихман был владельцем большого поместья неподалеку от городка Ласкев. Он был наречен «Реб Фалик», однако за честность соседи прозвали его «Эрлихман»[1], и со временем кличка эта за ним закрепилась. От первой жены у Реб Фалика было двое детей, сын и дочь, оба умерли молодыми, не оставив потомства. Умерла и жена. Однако спустя несколько лет, памятуя заповедь из Экклесиаста: «Утром сей семя свое, и вечером не давай отдыха руке твоей», он женился снова. Вторая жена Реб Фалика была на тридцать лет его моложе, и друзья попытались отговорить его от этого брака. Во-первых, Риша похоронила уже двух мужей и считалась мужеубийцей. Во-вторых, происходила она из простой, безродной семьи. Говорили, что своего первого мужа Риша избивала палкой, а ко второму, два года пролежавшему в параличе, ни разу не вызвала доктора. Ходили про нее и другие слухи. Но Реб Фалика ни предупреждения, ни пересуды не пугали. Его первая жена, мир ее праху, прежде чем умереть от чахотки, долго болела. Риша же, пышнотелая, сильная, как мужчина, была хорошей хозяйкой, ей можно было доверить поместье. Из-под платка у нее выбивались густые рыжие волосы, глаза были зеленые, цвета крыжовника. У нее была высокая грудь и широкие бедра самки. Хотя от первых двух мужей детей у Риши не было, она уверяла, что это не по ее вине. У нее был громкий голос, и, когда она смеялась, слышно было на другом конце деревни. Выйдя замуж за Реб Фалика, Риша сразу взялась за дело: рассчитала старого управляющего, который пил, и вместо него взяла нового, молодого и усердного. Она лично следила за тем, как сеют, жнут, пасут скот, присматривала за крестьянами, чтобы не воровали яиц, цыплят, меда из сотов. Реб Фалик надеялся, что Риша родит ему сына, чтобы было кому прочесть над ним каддиш, когда он умрет; однако годы шли, а Риша не беременела; говорила, что муж слишком стар. Однажды она повезла Реб Фалика в Ласкев к нотариусу, и супруг переписал на ее имя все свое состояние.
Со временем Реб Фалик перестал вникать в управление поместьем. Это был мужчина среднего роста с белоснежной окладистой бородой и розовыми щечками, напоминавшими немного увядшие красные зимние яблоки, — такие щеки бывают у состоятельных, кротких стариков. Дружбу он водил и с богатыми, и с бедными и никогда не кричал на прислугу или крестьян. Каждую весну, перед Пейсахом он посылал в Ласкев воз пшеницы для бедняков, а осенью, после праздника Кущей, привозил в богадельню дрова на зиму, а также мешки с картофелем, капустой и свеклой. Невдалеке от хозяйского дома находилась небольшая синагога, которую Реб Фалик выстроил для самого себя и в которой стоял ковчег со священными книгами, а на стене висела Тора. Когда в поместье собиралось не меньше десяти евреев, в синагоге можно было молиться. Отказав все свое имущество Рише, Реб Фалик часто проводил здесь целые дни: читал Псалмы, а иногда дремал, лежа на диване в боковой комнатке. Последнее время он начал сдавать: у него дрожали руки, а когда говорил, тряслась голова. Семидесятилетний старик, он теперь полностью зависел от Риши и, можно сказать, ел хлеб из ее рук. Раньше крестьяне, когда их коровы или лошади по случайности паслись на его земле и управляющий грозил им штрафом, приходили к нему за поддержкой; теперь же всем распоряжалась Риша, и крестьянину приходилось платить все до последней копейки.
В поместье уже много лет жил резник по имени Реб Дан, старик, который сторожил синагогу и с которым Реб Фалик каждое утро читал вместе главу из Мишны. Когда Реб Дан умер, Риша занялась поисками нового резника. Каждый вечер Реб Фалик съедал на ужин кусок цыпленка, любила мясо и Риша; ехать же в Ласкев всякий раз, когда требовалось кошерное мясо, было слишком далеко. К тому же и весной и осенью дорогу в Ласкев затопляло. Наведя справки в округе, Риша узнала, что в ближайшей деревеньке Кровица живет резник по имени Ройбен, жена которого недавно умерла родами. Был Ройбен не только резником, но и целовальником: он держал трактир, где крестьяне выпивали по вечерам.
Однажды утром Риша велела заложить бричку и поехала в Кровицу переговорить с Ройбеном. Ей хотелось, чтобы он приезжал к ним в поместье резать скотину. С собой она прихватила несколько цыплят и гуся, которых запихнула в такой тесный мешок, что удивительно, как по дороге птица не задохнулась.
В деревне ей указали на избу Ройбена возле кузницы. Бричка остановилась, и Риша, в сопровождении кучера, который нес мешок с птицей, поднялась на крыльцо, открыла дверь и вошла. В избе Ройбена не было, но из окна Риша увидела, что он стоит на заднем дворе возле канавы. Рядом с ним стояла босоногая женщина, она протягивала Ройбену цьшленка, и он его резал. Не подозревая, что за ним следят из окна его собственного дома, Ройбен заигрывал с женщиной. В шутку он размахивал зарезанным цыпленком, словно собираясь швырнуть его женщине в лицо. Когда же она передавала ему деньги, Ройбен крепко ухватил ее за запястье и не отпускал. Тем временем цыпленок с разрезанным горлом упал на землю и, в тщетной попытке взлететь, стал биться и хлопать крыльями, разбрызгивая кровь по сапогам Ройбена. Наконец, цыпленок дернулся в последний раз и затих, обратив к небесам остекленевший взгляд и перерезанную шейку. Казалось, несчастный хотел сказать: «Вот видишь, Господь, что они со мной сделали. А еще веселятся».
