Кровь - [3]

— Экий кавалер!

— Думаю, это не помешает тебе с ним разобраться, — отозвалась Риша.

— Ничуть. От моего ножа никому не спрятаться, — заверил ее Ройбен и в ту же секунду перерезал петуху горло. Птица испустила дух не сразу, однако в конце концов тяжело рухнула на пол, точно пронзенный пулей орел. Затем Ройбен опустил нож на точильный камень, повернулся и подошел к Рише вплотную. Лицо у него было бледное от страсти, и огонь в его темных глазах напугал ее. Ей показалось, что сейчас он перережет горло и ей. Не говоря ни слова, Ройбен обнял ее и крепко прижал к себе.

— Что ты делаешь? Ты спятил?

— Ты мне нравишься, — прохрипел Ройбен.

— Пусти меня. Сюда могут войти.

— Не войдут. — Ройбен надел на дверь цепочку и потянул Ришу в альков, за занавеску.

Риша заголосила, сделала вид, что вырывается.

— Горе мне! Я замужняя женщина. А ты — набожный человек, талмудист. Нам с тобой за это в геенне гореть огненной…

Но Ройбен не обращал на ее слова никакого внимания. Он повалил Ришу на кровать — и она, до того трижды побывавшая замужем, никогда еще не испытывала такого желания, как в тот день. Как она его только не обзывала: и убийцей, и разбойником, и проходимцем, соблазнившим честную женщину, — и в то же время целовала его, ласкала, потакала всем его мужским прихотям. В завязавшейся между ними любовной игре она попросила его перерезать горло и ей, и он, откинув Рише голову, стал водить своим толстым пальцем у нее под подбородком. Поднявшись наконец с кровати, она сказала Ройбену:

— В этот раз ты и в самом деле меня зарезал.

— А ты — меня, — услышала она в ответ.

3

Риша хотела, чтобы Ройбен принадлежал только ей, она боялась, что он может уехать из Кровицы или жениться на молодой, — а потому решила, что надо найти способ переселить его в поместье. Вместо Реб Дана она его нанять не могла, поскольку Реб Дан был родственником, которого Реб Фалику пришлось бы обеспечить в любом случае. Держать же человека, который раз в неделю убивает несколько цыплят, не имело смысла; кроме того, такое предложение могло показаться мужу подозрительным. Риша долго ломала голову, и наконец решение было найдено.

Она пожаловалась мужу, что пшеница приносит слишком маленькую прибыль и что урожай последние годы очень невелик; если так пойдет дело и дальше, сказала она, через несколько лет они разорятся. Реб Фалик попытался утешить жену, говоря, что Господь никогда еще не покидал его в беде и что главное это верить в Бога, на что Риша возразила, что верой сыт не будешь. Она предложила мужу использовать землю под выгон скота и открыть в Ласкеве мясную лавку — в этом случае они получат двойную выгоду: от сбыта молочных продуктов и от проданного в розницу мяса. Но Реб Фалику этот план не понравился, он счел его непрактичным и ниже своего достоинства. Мясники в Ласкеве, возразил он, будут недовольны, да и община никогда не согласится, чтобы он, Реб Фалик, стал мясником. Риша, однако, стояла на своем. Она поехала в Ласкев, созвала старейшин общины и объявила им о своем решении открыть в городе мясной магазин. Ее мясо, сказала она, будет продаваться на две копейки за фунт дешевле, чем у других мясников. В городе поднялся шум. Раввин предупредил Ришу, что запретит покупать мясо из поместья. Мясники пригрозили, что зарежут всякого, кто помешает им зарабатывать себе на хлеб. Но Риша была не робкого десятка. Во-первых, у нее были связи в городской управе: местный староста в свое время получил от нее немало дорогих подарков, бывал частым гостем в ее поместье, охотился в ее лесах. Вдобавок она вскоре нашла поддержку среди городской бедноты, которая покупать мясо по высоким ценам была не в состоянии. На сторону Риши встали кучера, сапожники, портные, скорняки, гончары, заявившие, что, если мясники применят против нее силу, они сожгут мясные лавки. Риша пригласила их к себе в поместье, угостила домашним пивом из собственной пивоварни и заручилась их поддержкой. Вскоре после этого она взяла внаем магазин в Ласкеве и пригласила на работу Вольфа Бондера, известного конокрада и драчуна, который ничего и никого не боялся. Вольф Бондер приезжал через день в поместье и на своей телеге увозил в город мясо. А резником Риша наняла Ройбена.

Первые несколько месяцев Риша терпела сплошные убытки: покупать у нее мясо раввин запретил. Реб Фалику было стыдно смотреть горожанам в глаза однако Рише хватало средств и сил терпеливо ждать победы. Поскольку товар у нее был дешевый, число ее покупателей неуклонно росло, и вскоре несколько мясников не выдержали конкуренции и были вынуждены закрыться; из двух резников в Ласкеве остался только один. Ришу ругали на чем свет стоит.

Затеянное Ришей предприятие служило прикрытием для греха, который она совершала на земле Реб Фалика. С самого начала она завела обычай присутствовать, когда Ройбен забивает скот. Часто она помогала ему связывать быка или корову. Вскоре, однако, желание наблюдать за тем, как режутся глотки и проливается кровь, стало настолько естественным продолжением желания плотского, что Риша сама не знала, где начинается одно и кончается другое. Как только дело стало прибыльным, Риша отвела под скотобойню сарай и выделила Ройбену в усадьбе квартиру. Она купила ему дорогой костюм и усадила за один стол с собой и Реб Фаликом. С каждым днем Ройбен становился все более холеным, упитанным. Скотину он теперь резал редко, все больше разгуливал по поместью в шелковом халате, в мягких шлепанцах и в ермолке, наблюдая за тем, как работают в поле крестьяне, как пасут скот пастухи. Он любил подышать свежим воздухом и после обеда часто отправлялся на речку. Старый Реб Фалик отходил ко сну рано. Поздно вечером Ройбен в сопровождении Риши шел в сарай, где забивал скот, а она стояла рядом, и, пока животное металось в предсмертных судорогах, обсуждала с резником, где и как они будут предаваться любовным утехам. Иногда она отдавалась ему сразу после бойни. К тому времени все крестьяне уже крепко спали в своих избах, за исключением одного старика, глухого и полуслепого, который помогал им забивать скот. Иногда Ройбен ложился с Ришей на солому в сарае, иногда на траву под открытым небом, и мысль о мертвых и умирающих животных, лежащих в непосредственной близости от них, лишь обостряла их усладу. Реб Фалик невзлюбил Ройбена. Новое дело вызывало у него отвращение, однако выражал он его редко. К случившемуся старик относился с покорностью: все равно ведь скоро умирать, рассуждал он, — к чему ссориться? Порой Реб Фалику начинало казаться, что жена его излишне фамильярна с Ройбеном, однако он отгонял от себя эти подозрения, ибо по натуре человеком был честным и добродетельным и никогда никого огульно не обвинял.