По проселочной дороге неслась черная карета, запряженная двумя гнедыми жеребцами. Попадавшиеся пешеходы, заслышав шум, поспешно отходили в сторону, провожая взглядом экипаж. На козлах сидел высокий, худой мужчина в темно-коричневой мантии ордена. Его лицо было бесстрастно, плечи расслаблены и лишь изредка, на извилистых поворотах, он сильнее сжимал поводья, но затем вновь расслаблял руки и переводил взгляд с дороги куда-то вдаль.
-- Эта тряска сильно выматывает, -- заметил один из четырех пассажиров, здоровяк с добродушным лицом.
-- Так пройдись пешком, -- хмыкнул его сосед.
-- Брат Мартин, брат Стефан, -- сурово сказал третий, прервав свой разговор с самым молодым из них, -- прошу меня извинить, магистр Фостер.
Магистр Фостер, юноша лет двадцати, кивнул.
-- У нас слишком мало времени, -- продолжил третий, -- в Доргхейме большая резиденция и нам организуют пышный прием. Вы обязательно должны присутствовать.
-- Но брат Олаф, -- взмолился юноша, -- я не был здесь десять лет! Нескольких часов будет вполне достаточно.
-- Магистр Фостер, -- покачал головой Олаф, -- нас не поймут.
-- Я постараюсь объяснить, опять же, я могу и приказать.
Олаф поморщился. За долгий путь Алан Фостер перестал изображать большого начальника и вел себя вполне прилично, но чем ближе они подъезжали к Доргхейму, тем все сильнее мальчишка начинал рваться пройтись по городу, что никак не входило в планы Олафа. Вообще, вся экспедиция сильно выматывала его. Уже давно Олаф не надевал торжественной мантии, яркие цвета которой быстро утомляли его глаза.
-- Нет, -- холодно произнес Олаф.
Алан гневно на него посмотрел и отвернулся. Откуда знать такому старику, ведь ему уже перевалило за шестьдесят, что значит оказаться в родном городе, в котором ты не был с детства? Опять церемонии. Нужно будет раскланиваться с напыщенными старшими братьями и слушать скучный отчет очередного командора. За полгода странствий Фостер ничего не видел, кроме стен ордена. Удивительное дело, все эти стены везде одинаковые, также как и населяющие орден люди. Нет, у него прекрасная память на лица и все братья отличаются, но их речи, поведение и, в конце концов, желание произвести впечатление на будущего главу ордена настолько надоели Алану, что он отдыхал только в поездке. Стефан и Мартин вечно что-нибудь придумывали. Густав, который слезал с козел, только чтобы отдохнуть, был немногословным, но он мог сказать даже одним взглядом куда больше, чем все эти истуканы на приемах.
-- Через полчаса будем в городе, -- донесся приглушенный голос Густава откуда-то сверху.
-- Как хорошо, а ведь еще нет и полудня! -- воскликнул брат Стефан. Он всегда прилагал все усилия, чтобы снять напряжение, возникавшее, время от времени, между братьями.
-- Если бы кое-кто не дрых до рассвета, то мы бы уже сидели в резиденции, -- язвительно сказал брат Мартин.
Алана всегда удивлял этот человек. При своем невысоком росте и худобе Мартин обладал низким голосом, никак не вязавшимся с его внешностью, что придавало брату некую таинственность. Молчаливый, он мог весь день не проронить ни слова. Таким немногословным Алан помнил его в резиденции. Сейчас же особых перемен не произошло, Мартин все также мало говорил, но что он говорил! Все его едкие замечания адресовались добряку Стефану. С остальными брат Мартин был дружелюбен и вежлив, но только не со Стефаном. Хотя и Стефан не упускал возможности подколоть Мартина, что, как однажды сухо заметил брат Олаф, бывало и раньше.
-- А кто мучался с животом, и нам два дня пришлось просидеть на постоялом дворе? -- парировал Стефан.
-- Все из-за воды, -- покачал головой Мартин, -- она была настолько отвратительной...
-- Брат Мартин, брат Стефан, -- за сегодняшний день уже в десятый раз сказал Олаф.
Братья замолчали, но атмосфера стала значительно легче. Алан краем глаза заметил, что даже Олаф улыбается их склоке. Алан ломал голову, как же уговорить Олафа, отпустить его немного пройтись по городу.
-- Брат Олаф, -- обратился он, озаренный внезапной идеей, -- а если отложить церемонию на завтра?
Олаф удивленно поднял кустистые, все еще черные брови. Алан заметил в серых глазах старика хитрую усмешку.
-- Нет, -- покачал головой Олаф, -- боюсь, ничего не получится. Ведь братья готовились к нашему приезду и, я слышал, что даже из ближайших деревень придут братья-отшельники, дабы выразить свое почтение.
-- Почему бы им завтра не выразить это почтение? -- наивно спросил Алан.
-- Потому что сегодня будет пышный стол, а за ночь блюда остынут.
-- Так они хотят увидеть меня или же набить свои животы? -- удивился Алан.
Олаф по-отечески улыбнулся. Он всегда так улыбался, когда Алан, по его мнению, говорил глупости. Эта улыбка означала: " Не несите вздор, молодой человек!", но в более мягкой форме. Что спорить с таким, когда ему все кажется вздором?
