Хиллари Грант понадобились годы, чтобы разделаться с Люком Маккалистером. Она была уверена, что справилась. Уверена до этого момента.
Она никак не ожидала, что Люк встретит ее с распростертыми объятиями. Не в переносном, в буквальном смысле. Впрочем, что еще ему оставалось, когда он неожиданно налетел на нее!
Произошло это секунду назад. Она как раз поднималась по металлической лесенке в бытовку, а он оттуда выкатился. И стоило ему стиснуть ее, как она снова почувствовала себя в его власти — и физически, и эмоционально. Да и могло ли быть иначе, когда ее прижимал к груди единственный мужчина, которого она любила. И который любил ее — так она когда-то считала. Заблуждение, которое дорого ей обошлось.
Теперь, когда ее сжимали эти ладони, все вернулось вновь. Робкое томление, пламенное желание, немыслимое блаженство и напоследок — боль. И пока ее омывало тепло этих слишком знакомых и неожиданных объятий, нахлынули воспоминания — и о хорошем, и о плохом.
В шестнадцать лет она вздыхала по нему издали. В двадцать один полюбила без памяти и навсегда. Он был ее первым, ее единственным мужчиной.
Решительно поборов в себе соблазн продлить это прикосновение навечно, она оторвала голову от рубашки Люка и взглянула ему в лицо. Кажется, глаза у него стали еще зеленее. Как могла она забыть пронзительность этих глаз! А вокруг появились новые морщинки, и возле рта тоже — рта, который тогда, давным-давно, осыпал ее невозможно грешными поцелуями. Упоительно грешными.
Каштановые пряди спадали на лоб. Даром что это стройка, каски Люк не носил. А постричься бы ему не помешало. Он постарел. Но выглядит молодцом. Усталый. Но выглядит молодцом.
Было всего три часа пополудни, но на щеках и подбородке уже пробивалась колючая щетина. Ей вспомнилась опьяняющая грубость его кожи — руки так и чесались коснуться ее, провести пальцами по упрямой складке на подбородке, а потом насладиться мягкими, по контрасту, губами.
Не смей! Прекрати! Трезвость, которую в последнее время Хиллари воспитывала в себе, осадила распоясавшееся воображение. Черт знает что! Ведет себя словно какая-то сексуально озабоченная девица — уставилась во все глаза и мигает. Даже «здрасте» не сказала. И, продолжая размышлять в том же духе, она открыла рот и обронила с наигранной веселостью:
— Привет, радость моя! Еще помнишь меня?
Великолепный зачин, язвительно поздравила себя Хиллари. Кому бы пришло в голову, что она закончила юридическую школу третьей в выпуске… что вообще там училась… и даже относилась к более или менее головастым особям. По такой дурацкой реплике этого никак не скажешь.
Нет, не так она предполагала завязать с ним разговор. Но ведь еще меньше предполагала увязнуть в его объятиях!
— Тебя-то? Еще бы не помнить! — пробурчал Люк, явно не собираясь убирать руки с того места, где они оказались, — пониже талии у нее на спине.
Хиллари вся затрепетала. Его гортанный голос всегда на нее так действовал. Обидно сознавать, что он не утратил над ней своей власти. После стольких-то лет…
Смешно! Так она и будет стоять перед ним дура дурой? Нет, шалишь! Она женщина с характером. К тому же пришла сюда по делу. И важному.
Вернувшись после непродолжительного отсутствия в родной Ноксвилл, Хиллари обнаружила, что ( ее отец и отец Люка все еще раздувают ссору, начавшуюся добрых десять лет назад. Их вражда стала неистовой, и Хиллари не могла позволить себе остаться в стороне, ничего не предпринимая. Не в ее это привычках. Ей свойственно действовать. И вот она здесь.
— Мне нужно поговорить с тобой. Люк. — Сухость ее тона не вязалась с влажным апрельским днем и еще меньше с тем, что сейчас между ними происходило, — с поднявшимся в обоих желанием. — Может, войдешь со мной на минутку внутрь?
— Войду? Внутрь? — повторил он вязким, томным голосом.
В голове у нее молнией пронеслись бросающие в жар воспоминания — воспоминания о том, когда он владел не только ее сердцем, но и…
— В бытовку. Надо поговорить, — поспешно уточнила она, чуть шевельнувшись в его крепко сомкнутых руках. И от этого движения желание усилилось.
Она замерла. Он тоже.
Его зеленые глаза впились в нее. Пронзительность этого взгляда лишала сил. Словно Люк обладал способностью видеть ее насквозь, читать ее тайные мысли. Ох, если так, она здорово попалась — имея в виду, что это были за мысли!
А Люк улыбался медленной, довольной улыбкой, наслаждаясь тем, что снова обнимает Хиллари. Невооруженным глазом видно, что ей тоже хорошо в его руках. Лучше некуда. И ладные округлости ее ягодиц тоже в пределах его досягаемости. А грудь касается его груди, елозит по рубашке всякий раз, как Хиллари делает вздох.
Электрический ток. Желание. Неутоленная жажда. Люк все это чувствовал и, стоя столбом, рассматривал ее.
А посмотреть было на что: Хиллари стала еще красивее. Кожа по-прежнему нежная, словно фарфоровая, а глаза такой потрясающей синевы — люди думают, что она носит контактные линзы. А у нее просто «ирландские», как Люк их для себя определил, глаза.
К его величайшему удовольствию, она не обкорнала, хоть и не раз грозилась, свои густые черные волосы. Глянцевито переливаясь, они все так же буйной и непокорной массой падали ей на плечи. Это мое проклятие, бывало, сетовала Хиллари, пытаясь пригладить прическу. И мое истинное наслаждение, говаривал Люк, зарываясь лицом в великолепную гриву, когда они предавались любви.
