КОГДА ИГРАЛИ БАХА
I
Федя Землянский, молодой специалист строительного управления, разговаривал по телефону. Что-то такое у него там спрашивали, и он, видимо, должен был отвечать без проволочек и откровенно, но в отделе сидело еще три человека, и Федя стеснялся.
— Да я все понял, — наконец взбеленился Федя, — понял, говорю, но об этом не по телефону... Почему, почему... по кочану.
Любочка Никитина, инженер труда и заработной платы, с любопытством посмотрела на Землянского, усмехнулась и вышла из кабинета.
— Нет, вечером не могу, — объяснял Федя, — я занят. Пойду проверять списки избирателей. Да, общественная... А что делать? Перезвони завтра. Конечно, буду...
Наконец Федя положил трубку на телефонный аппарат и облегченно вздохнул. Он еще раз вздохнул, неожиданно обнаружив пустой стул Любочки Никитиной.
А был хороший летний день, и ребятишки, недавно отпущенные на каникулы, с глубоким азартом гоняли во дворе футбольный мяч, их одноклассницы, сбившись в тесную стайку, что-то оживленно обсуждали, искоса поглядывая на ребят. Федя Землянский, сидевший у окна, внимательно смотрел на молодое поколение, отставшее от него по возрасту лет на семь-восемь. Ему было немного грустно и хотелось на пляж.
— Федя, ты не со следователем разговаривал? — с иронией спросила вошедшая Любочка Никитина. Она остановилась у Фединого стола и требовательно смотрела на рыжую Федину макушку.
— Нет, не со следователем, — вздохнул Федя, отворачиваясь от окна и нечаянно чувствуя локтем тепло Любочкиного бедра. — Так, знакомый один.
— Знакомый? — с ударением переспросила Никитина.
— Знакомый, — не очень уверенно подтвердил Федя.
— Молодежь, — подняла голову Лидия Ивановна, заведующая их отделом, — вы мешаете работать. Поговорите как-нибудь в другой раз.
Любочка поджала губы и шумно прошла к своему столу, а Федя Землянский, подвинув арифмометр, ожесточенно крутнул ручку, выгоняя из небытия ровные столбцы цифр чьих-то очередных премий...
Когда в шесть часов вечера Федя вышел из курилки и, поправив галстук, направился к выходу, Любочка Никитина окликнула его:
— Землянский, подожди минуточку... Ты далеко собрался?
— Да ты ведь знаешь, — удивился Федя, — надо списки проверить.
— А я и забыла, — скептически улыбнулась Любочка. — Ты ведь у нас активистом стал.
— Да какой там активист, — отмахнулся Федя, — поручили, вот и все.
— Доверили, — уточнила Любочка. — А вечером куда идешь?
— Не знаю, — замялся Федя, с тоскою глядя на улицу,— дома ремонт затеяли. Может быть, помогать заставят.
— Заста-авят, — передразнила Любочка. — Ты что, маленький, чтобы тебя заставлять? Ну ладно... А завтра что думаешь делать? Давай после работы на пляж махнем? Нинку с Виктором позовем и закатимся.
— Завтра? — Федя задумался. У него были совсем иные планы, но дважды отказывать Любочке он не решился и потому вяло ответил: — Ладно.
— Умница, — повеселела Любочка, — нельзя от коллектива отрываться. Счастливо! — Она мягко взмахнула рукой и плавно сбежала по ступенькам, помахивая беленькой сумкой на длинном ремне.
Федя Землянский задумчиво посмотрел ей вслед, достал из внутреннего кармана список избирателей и вошел в соседний подъезд.
II
В первой квартире на звонок откликнулись сразу же: дверь открыла маленькая простоволосая старушка, чем- то напомнившая Феде его бабку-покойницу, которую он очень любил и сам был любим и балован ею.
— Богомоловы здесь живут? — тихо и просто спросил Федя, совсем не так, как собирался спросить за минуту до этого: строго, со значением, чтобы сразу было видно — человек по делу пришел.
— А как же, здеся и живут, — охотно ответила старушка, внимательно всматриваясь в Федино лицо. — Никак не разберу без очков-то, кто такой будешь? Не Павлуша?
— Нет, не Павлуша, — скромно, но решительно отказался Федя и уже более официально спросил: — Голосовать будем?
— Агитатор, что ли? — удивилась старушка.
— Он самый, — Федя заглянул в список. — День голосования знаете?
— Да ты прошел бы, милай, — вдруг всполошилась старушка. — Такое дело, а мы у порога топчемся. Проходи, проходи, голубчик, там и поговорим.
— Я, собственно, на минуту, — на всякий случай сказал Федя. — Где голосовать знаете?
— Еще бы не знать, милай, чай не впервой. А ты вот тут присядь, а то и на диван можешь, где тебе удобнее. Сейчас чаю попьем...
— Ну что вы! — вскочил было севший Федя. — У меня двадцать квартир, если я в каждой буду чай пить, то...
— В каждой не в каждой, — перебила старушка, — а у меня попьешь.
Делать было нечего, и Федя обратным порядком поместился в кресло, тоскливо сжав в руках список избирателей.
— И че вы ноне такие, — хлопотала старушка у стола,— куда торопитесь? Век хоть и большой, а жись короткая, так чего же шпынять-то ее, торопить, она и сама не застаивается.
— Вы Прасковья Ильинична Богомолова? — заглянув в список, спросил Федя.
— Она самая и есть, — согласно кивнула старушка.
— Тысяча девятьсот четырнадцатого года рождения?
— Верно.
— Так... Еще записан тут Григорий Федотович Богомолов и Валентина Григорьевна Ивушкина, тысяча девятьсот тридцать девятого года рождения.
— Григорий Федотович помер, милай, этой зимой приказал долго жить, — суховато сообщила Прасковья Ильинична,— а Валентина Григорьевна Ивушкина — наша дочка — у нас больше не живет, уехала с новым мужем на Север строить там чего-то. Со мной теперь внучка Инночка проживает. Школьница, шешнадцать годков всего сполнилось. Голосуют-то с восемнадцати или по-новому теперь?
