Кирилл и Мефодий
Создатели славянской письменности, братья Константин (получивший незадолго до смерти монашеское имя Кирилл) и Мефодий почитаются во всём славянском мире. Их жизненный подвиг не случайно приравнивают к апостольскому, именуя их «первоучителями» славян. Уроженцы греческой Солуни (Фессалоник), они не только создали азбуку, которой и по сей день пользуются многие народы (и не только славянские!), но и перевели на славянский язык Евангелие и богослужебные книги, позволив славянам молиться Богу на родном языке. Предлагаемая вниманию читателей биография святых Кирилла и Мефодия принадлежит перу писателя Юрия Михайловича Лощица, которого ценители биографического жанра хорошо знают как автора книг «Сковорода», «Гончаров» и «Дмитрий Донской», ранее выходивших в серии «Жизнь замечательных людей». Надёжными путеводителями для автора стали два древнейших литературно-исторических памятника старославянской письменности — «Житие Константина Философа» и «Житие Мефодия» (так называемые пространные жития солунских братьев). Многие страницы книги написаны как развёрнутый комментарий к этим памятникам отдалённой эпохи и представляют собой опыт художественно-исследовательской реконструкции.
| Жанры: | Биографии и мемуары, Православие |
| Серия: | Жизнь замечательных людей №1406 |
| Всего страниц: | 153 |
| ISBN: | 978-5-235-03594-2 |
| Год издания: | 2013 |
| Формат: | Полный |
Кирилл и Мефодий читать онлайн бесплатно
УДК 94(3)+811.16 ББК 63.3(0)4-9+80–03 Л 81
При оформлении переплёта использована икона святых Кирилла и Мефодия работы Г. Ю. Лощица.
©Лощиц Ю.М., 2013
© Издательство АО «Молодая гвардия»
художественное оформление, 2013
ISBN 978-5-235-03594-2
В ГОРОДЕ СОЛНЦА И ЛУНЫ
У обитателей столичного Константинополя с фессалоникийцами соперничество давнее. Потому хотя бы, что Константин Великий сначала вовсе не в крошечном Византии намеревался учредить новую столицу, а в обжитых, благоустроенных Фессалониках.
Право, чем не место было бы для Нового Рима? Великолепным амфитеатром спускается город к берегу морского залива, и в ясные утренние и вечерние часы обыватели, стар и млад, зачарованно любуются надоблачной вершиной Олимпа. Его сизый конус реет над водами, напоминая о временах, когда гора эта чтилась старыми греками как престол божественных советов и пиров. С городских крыш и само море видится таким лёгким, почти бесплотным, что вот-вот воспарило бы, трепеща бесчисленными парусами. Но земля удерживает море, а море удерживает столпы небесного света. Великими смыслами держится мир.
Тут, недалеко от городских стен (всего за какой-то час верхом можно доскакать) из зелёной травы торчат, будто беспризорные челюсти, обломки мраморных колонн, осыпи каменных дворцов, а посреди ровного поля соха землепашца вдруг поперхнётся, чиркнет обо что-то твёрдое. Эге, куда мы впоролись?.. Запестреет из-под жёсткого дёрна пядь мозаичного пола, а там — мелкими плоскими камешками выложены чудеса — то голова оленя, то крыло орла… Ишь ты, невидаль, — только и мотнёт головой очумелый от зноя простак. А что, если когда-то вся земля была украшена такими вот картинками и негде было пахать и сеять, да и не нужно, потому что хлебные лепёшки сыпались к царским трапезам и застольям рабов прямо с неба.
Великие тайны отлёживаются под корнями трав. Тут посреди ровного поля простиралась Пелла — столица македонского царя Филиппа, и отсюда однажды вылетел на восток, обгоняя свою тень и славу богоподобных, его прекрасный сын, вскоре сгоревший от нетерпения осчастливить и накормить весь мир.
Может быть, император Константин оттого и передумал учреждать новую столицу в Фессалониках, что призрак Македонца, блистательнейшего из неудачников земли, плутал здесь в неприятной близости от городских стен. Знать, опасался император отрицательных назиданий. Не по той ли самой причине враз прекратил он строительство столицы и в другом месте — на малоазийском берегу, на том пустыре, где стояла когда-то Гомерова Троя, и предпочёл, наконец, всем — и Риму, и Фессалоникам, и Трое — Византии. Да, неказистый, малоизвестный, зато не обремененный прахом имперских невезений.
Но Фессалоники, оставленные его вниманием, за пять веков, протекших с той поры, отнюдь не захирели. Пусть и прилепилось к ним небрежное прозвище Малая Византия (μικρον Βυζάντιον), но обилием торговых рядов, убранством христианских храмов, числом жителей портовый город сильно превзошёл даже старые, одрябшие Афины. Более того, напрямую соревновался с самим царственным градом.
В начале IX столетия, когда в Фессалониках жил и служил родитель Мефодия и Константина, военачальник среднего ранга друнгарий Лев, со старым именем города уже спорило новое, доставшееся ему от пришельцев-славян: Солунь. Кто-то из местных греков мог бы и побрюзжать по такому поводу. До чего, мол, ленивы эти простаки-скифы! Как небрежно они обкорнали благородное название: вместо напевного Фессалоники слышится теперь по улицам нелепое Солунь. Но те из греков, кто успел познакомиться с самыми нужными в обиходе словами варварской речи, могли обнаружить в этом названии и лестный смысл. И даже не один, а два, причудливо соединённые в одном слове. Ведь в этой самой Солуни отчётливо звучало славянское солнце. И не менее отчетливо в нём звучала их луна. Выходит, произнося своё Солунь, они тем самым восхищались светоносным обликом города, лежащего на склоне прибрежного холма. Да, Солунь обращена лицом к солнцу и к солнцем осиянному морю, а по ночам её белые камни как бы светят изнутри, подражая луне.
Некоторые знатоки, оценивая по достоинству игру новых для них слов и смыслов, настаивали, что в имени Солунь всё же внятнее присутствует луна и что славяне взяли это имя прямиком у них, у греков, с их σελήνη — селини — луной.
Мы же теперь не станем настаивать ни на том, ни на другом значении, хотя не помешает всё же напомнить, что в древнейших русских записях имя города иногда читается как Селунь. Вот вам и поэтическая этимология: Се — лунь?
Где стоял в городе дом друнгария Льва? Не слышно, чтобы кто из новейших греческих археологов или историков предпринимал попытку хотя бы приблизительно разыскать его. Проще всего допустить, что усадьба военачальника располагалась в стенах акрополя, то есть в самой древней, изначально укреплённой части города. Солунский акрополь опоясывает вершину главенствующего над городом холма. Место для него когда-то, в пору греческой архаики, выбиралось подальше и повыше от морских бродяг. Но ещё в языческие времена, особенно при власти римлян, город сильно разросся. Его кварталы спустились к заливу, а с ними сбежали каменными каскадами — от акрополя к подошве холма — башни и стены новой, куда более просторной и мощной крепости. Надёжно защищала она не только место для народных собраний (греки называли его агорой, римляне — форумом), рынки, жилые кварталы, но и языческие, а затем и христианские храмы. Так что вместительный дом Льва с покоями, различными службами и закрытым внутренним двором мог располагаться и вне акрополя, внутри новой крепости, где-нибудь поблизости от одного из самых посещаемых городских храмов.
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
