Существует поверье, что если взять с собой на пароход ветку казуарины, пусть не ветку, а крошечную веточку, непременно поднимется встречный ветер и не позволит плыть, или же в море разыграется шторм и ты погибнешь. Говорят также, что если в полнолуние встать под тенью казуарины, то услышишь в темной кроне таинственные голоса, они предскажут тебе будущее. Это ни у кого не вызывает сомнений; впрочем, рассказывают о казуарине и другое: после того как в широко раскинувшихся дельтах тропических рек вырастут на илистых побережьях мангровые деревья, на отвоеванных у вод пространствах поселяется казуарина, она укрепляет и удобряет почву, готовя ее для более прихотливой и пышной растительности, и потом, выполнив назначенное ей природой, гибнет, растоптанная всесокрушающим наступлением джунглей. Мне пришло в голову, что именем этого дерева можно назвать сборник рассказов об англичанах, которые живут на полуострове Малакка и на Борнео; ведь они приехали сюда вслед за первопроходцами, открывшими эти земли для западной цивилизации, и теперь, когда их труд завершен, в стране мирная жизнь, порядок, образование, — они обречены, как и казуарина, уступить место другой генерации, более прихотливой, но лишенной их безрассудной отваги. Признаюсь, я был сильно обескуражен, узнав, что все рассказы о казуарине — выдумка от начала до конца. Очень трудно найти название для сборника рассказов; проще всего вынести на обложку название первого, и тогда покупающий книгу будет думать, что это роман; удачное название должно быть связано, пусть не напрямую, со всеми рассказами, включенными в сборник; между тем, все лучшие названия уже разобраны. Я оказался в большом затруднении. Однако символ, размышлял я, вспоминая один из остроумнейших пассажей мэтра Франсуа Рабле, может символизировать что угодно; а казуарина — я вспомнил, как эти деревья стоят вдоль побережий, сумрачные, корявые, защищая землю от ярости свирепствующих ветров, — образ и подобие тех, кто возделывал землю и служил в администрации, и хотя эти люди совершили много ошибок, они все же дали местному населению закон и суды, процветание; наверно, и сами они, глядя на казуарину — серую, исхлестанную ветром, печальную, такую невзрачную в роскошных тропиках, — вспомнят свою родину, вересковые пустоши Йоркшира, ракитник вокруг выгонов в Суссексе, и это стойкое дерево, не пасующее перед грозными стихиями, покажется им символом их собственной жизни на чужбине. Словом, я мог бы привести сколько угодно доводов в пользу найденного мной названия, но, конечно, самая убедительная причина, почему я все же решил его сохранить, очень проста: мне не удалось придумать ничего лучше.
