Александр Хургин
Какая-то ерунда
СОДЕРЖАНИЕ
Гармония модного цвета
Старый поезд
За отсутствием события
Филя
Старичок
Мне хорошо
Нарушение функций
Неожиданные слова
Дорога с твердым покрытием
Мисс
Батарейка
Тамара
Какая-тo ерунда
Красный телефон
Видик Расклад
Номер
Конец года
Беруши
Попутчица
Mечта Манякина
Визит к Лене
Дверь
ПРЕДИСЛОВИЕ. ГАРМОНИЯ МОДНОГО ЦВЕТА
Конец большевистского режима (агония которого столь же опасна, а может оказаться и столь же мучительной, сколь рождение и молодость, исполненная жажды крови) создал - на общепринятом уже сленге - свое эстетическое понятие. Если уже от серьезных политологов можно услышать об очередном съезде - тусовка, если солидные дамы о солидном господине могут сказать крутой, то в критическом лексиконе термин "чернуха" утвердился бесповоротно как определение жанра, стиля и содержания.
Поначалу народ, которому - впрочем, как всегда - даровали свободу без земли и гласность, ассоциирующуюся максимум с земскими гласными, обрадовался и потянулся к статьям, фильмам и первым рассказам и повестям (романы еще не подоспели), описывающим нашу жизнь через ранее запрещенные ее проявления. Кино - в лучшем случае с неоплаченным половым актом, в худшем - с профессиональным; публицистика - с зонами, казармами и обычными улицами, полными беспредела; литература - со всем тем же самым плюс словечки, которые употребляют все, от яслей детских до правительства, но делали раньше вид, что не знают их. Чернуха попрела, и потребитель культурной продукции ее принял, как хороший соленый огурец после манной каши исторического оптимизма и жизнеутверждающего творчества. Сухой закон компенсировался сильнодействующим зельем искусства, от которого круто балдеешь.
Но уже через год раздались сначала отдельные голоса критиков-аналитиков, а потом и более уверенных практиков кинопроката и книгоиздательств: чернуха надоела, от нее идет откат, а успех "Интердевочки" не потому, что про проститутку, а потому, что - мелодрама.
Надо заметить, что эта версия подтверждается бешеной популярностью "просто марий", "диких роз", а также (не снизившейся с благословенных времен застоя) индийского кино - там, где его еще показывают беспринципные, но разумные прокатчики.
И вот в такое время выходит книга рассказов Александра Хургина, и я берусь предсказать ее полный - и у разнообразной аудитории успех, хотя многие отнесли бы его сочинения к самой что ни на есть черной чернухе.
Попробую аргументировать свое предложение-рекомендацию.
Мы воспринимаем вроде бы честное описание нашего подобия жизни как чернуху по двум причинам. Во-первых, потому, что нас приучили к розово-голубому и модный сейчас цвет (кстати, не только у нас, а по всему миру, но лишь в одежде) нам кажется - как бы он ни гармонировал с окружающей жизнью - излишне резким. Ну, конечно, живем паршиво, на улице не то что за бутылку, а за так убивают, бывшие афганцы в рэкетиры подаются, восьмиклассницы не в актрисы, а в путаны хотят, но ведь нельзя же так прямо, как есть, по-черному... Во-вторых, описание, как правило, получается только вроде бы честное. И злоба какая-то злобная напоказ, да и не за так, а за что-нибудь более изящное, и рэкетиры на Бельмондо похожи, и путаны изысканны... Это и есть чернуха.
А у Хургина не чернуха, а чистый, гармонирующий с нашей настоящей жизнью, черный цвет. Он пишет черным на черном, и рисунок его тонок, как чуть сдвинутая от реальности, но удивительно живая китайская гравюра. Это о собственно его письме, о его технике, вышедшей, как это сейчас ни кажется странным, из выморочного, идеально соответствовавшего безвременью семидесятых - ранних восьмидесятых жанра "юмористического" рассказа 16-й полосы "Литературки". Сочетание иронии, физиологически свойственной южному племени, населяющему большие украинские города, с ясным видением ужаса и свинцовых мерзостей нашей жизни, по слову великого пролетарского, - это сочетание производит странный эффект. Я бы назвал его эффектом казарменного вечера - кто служил в родной Советской "действительную", тот поймет, что имеется в виду. Межкоечный уют, трогательность этого урывочного быта несчастных мальчишек в полутюремной ситуации - и тут же дикая, без тормозов жестокость, цинизм, полное бессердечие. Молодой подворотничок пришивает, а два дембеля дождутся, пока он кончит, - и оторвут. Развлекаются... И несчастны все трое.
Как относится автор к своим омерзительным и жалким героям? Ненавидит он, что ли, девку которая квартиру выбивает, используя для этого своего бедного дурачка-мужа, его несчастных стариков и гада-начальника? Вроде бы, если не ненавидит, то уж точно не любит и даже побаивается. А второй раз перечитаешь рассказ - да нет, жалко ему жутковатую эту лимитчицу. А третий раз прочтешь - эх, да ведь все мы в этой клятой жизни лимитчики - вот и весь рассказ. Что, смешна ему история с освободившимся зэком, который посылает переспать со своей женой своего же брата-близнеца? А жена возьми да, распознав, - и сигани в окно. Вот оно, какая смешная история... Зэк этот, что ли, гад и подлюка? А кто его знает, вроде тоже переживает. Да и все мы зэки, если присмотреться и задуматься...
