Какая-то ерунда - [3]

- А что толку? - спросила она. - Когда дорога... Одна слава, что железная.

- И дорогу - туда же! - несмотря на то, что его не спрашивали, выкрикнул окоченевший некто и, подозрительно дернувшись, замолчал.

Так как обращаться теперь было точно не к кому, персональный проводник железнодорожного значения, проводник соцтруда Нинель Власьевна Чуева сказала ни к кому не обращаясь:

- Не, - сказала Нинель Власьевна, - дорогу не получится. Ее еще при каком-то царе Горохе - то ли Васильевиче, то ли Петровиче, не помню - на века строили. Ее, когда весь мир насильем рушили, и то разрушить не смогли. А вот расписание, дорогой наш любимый пассажир - не знаю твоего имени-отчества - мы заменим, и светлая память о тебе навсегда останется в наших сердцах.

Она промокнула уголки глаз мизинчиком, постояла секунду скорбя, потом встряхнулась решительно и решительно же произнесла:

- А вообще, между прочим, не баре - и так поездим, тем более что лето не за горами. 1989

ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОБЫТИЯ

Надел Сидоров пальто и пошел в поликлинику. Ему давно надо было сходить, укол против бешенства сделать - сразу после того, как собака его за ягодицу укусила, надо было сходить. Но он не ходил. Потому что убийцы же они там все в белых халатах, да еще СПИД свирепствует. Газеты пишут, что года через два начнут завод строить, чтоб одноразовые презервативы и шприцы выпускать: так это когда будет! А рисковать Сидорову не очень хотелось. Впрочем, на прошлой неделе он собрался уже было сходить, но тут красные Крым взяли. И он не пошел. А то вон Петр Сергеевич выполз погулять после обеда он после обеда гулять привык, - а его арестовали. И не его одного. Человек сто арестовали. Потом их, правда, выпустили, дней через пять. Сказали:

- Если б ваш Рейган-гад не продал голодающей рев. России хлеб шлепнули б всех. А теперь, раз такое дело, можете радоваться, гниды.

Ну вот, Сидоров переждал - пока поутихло, - напялил вместо шубы обычное пальто от Кардена, чтоб не привлекать, и пошел. Экипаж-то его еще раньше то ли украли, то ли реквизировали в пользу советского цирка, вот он пешком и пошел по стороне, наименее опасной при артобстрелах. Только успел немного отойти, воздушная тревога началась, метроном застучал как сумасшедший, и юнкерсы на город с юго-запада заходить стали черной сетью. Зашли, отбомбили - и назад. И опять накатываются. Сидоров, к домам прижимаясь, в районное бомбоубежище побежал, прибежал мокрый, но живой. А там уже битком. Слава Богу, приглашение на посещение убежища с собой оказалось. Пустили его, несмотря на перезаполнение. А в бомбоубежище духота, сырость, дым сигаретный. В углу телевизор жужжит, диктор в нем о недавнем якобы изобретении буржуазных братьев Люмьер рассказывает и все на его антикоммунистическую сущность напирает.

Сидоров у скользкой стенки присел, ноги в проход вытянул и задремал. Очнулся - снова в телевизор поглядел. Там тоже кто-то дремал. На трибуне. И в зале дремали. И Сидоров снова задремывать начал. Но ему помешали - в бок его кто-то толкнул. Он подвинулся, а его еще раз толкнули. Повернул Сидоров голову - рядом бродяжка какой-то мостится. Оборванный такой, немытый, на носатом лице мятая щетина топорщится, пейсы во все стороны торчат, БОМЖ одним словом. И ерзает этот БОМЖ, и кряхтит, никак места себе не нагреет. Он же худющий, а пол бетонный, твердый - ему кости собственные и колят. Сидоров еще отодвинулся, чтоб не нюхать, как БОМЖ пахнет и думает:

- С креста его сняли, что ли?

Подумал, и наверху что-то страшно ухнуло, дверь убежища ржавыми петлями взвыла, девица вертлявая в черном мини появилась. Папку к остреньким грудкам прижала и пропищала, что суд идет. Поглядел Сидоров - так и есть. Спускаются в подвал три мужика в мантиях, двенадцать без мантий и два вохра скамью подсудимых тащат. Спустились, расположились посредине подвала и заседание продолжают. Прокурор требует обвиняемого покарать так, чтоб другим неповадно было.

- В правовом государстве, - говорит, - все перед Законом равны должны быть. Как в общей бане. Пусть даже обвиняемый этот - министр МВД. И в качестве смягчающего обстоятельства, - говорит, - требую не принимать во внимание тот факт, что подсудимый в свое время застрелился и на данный момент является мертвым, так как в правовом государстве все должны быть равны перед Законом.

Суд, конечно, его заслушивает, адвокат протестует, девица это в папку записывает, а все убежище присутствует в качестве публики. И БОМЖ присутствует. И слушает, как суд идет. А потом говорит Сидорову:

- Меня, - говорит, - тоже недавно судили.

- И много дали? - Сидоров его спрашивает.

- Вышак дали, - БОМЖ ему отвечает. - А что они еще могли мне дать?

- Как же вышак? - Сидоров не верит. - Вы что, побег совершили из мест заключения? Или, может, воскресли?

БОМЖ насупился, буркнул: "Вроде того", - и от Сидорова отвернулся. Сидоров хотел все же уточнить, как этот БОМЖ оказался в бомбоубежище, в котором и для приличных людей мест не хватает, но тут бомбежка кончилась. Хотя отбоя еще не давали. Наверху тихо, а отбоя не дают. Выжидают. И здесь, внизу, выжидают. Шевелятся, но не выходят. Сидят. Человек какой-то тем временем мыло и сахар предлагает по договорным ценам. И соль со спичками. Сидорову всего этого не надо, у него запас, а люди стали строиться, очередь занимать. В основном женщины, но подошли и трое мужчин хлипковатых, похожих друг на друга, как родные братья. И это интереснее всего - у одного бородища от самых глаз растет, другой интеллигентскую бородку носит - клинышком, у третьего вообще одни усы, а все равно похожи. Выяснили они, кто последний в очереди и пристроились в хвост. Первый бородатый постоял и говорит: